Анна, Ханна и Юханна - страница 31

Неужели он, как и Ханна, плачет от радости?

Наутро, разжигая в печи огонь, Ханна ощутила внутри какую-то пустоту. «У меня будет ребенок», – подумала она.

С того дня воздух на мельнице словно стал чище. В четверг пришли родители Ханны, потрясенные страшной новостью: Иоэль задушил свою жену, а потом пошел в хлев и застрелился. Ханна сумела сдержать свои чувства, но очень выразительно долгим взглядом посмотрела в глаза Бруману.

Он не отвел взгляда, но испытывал при этом странное чувство вины.

В пятницу они вспахали картофельное поле. Ханна копала, а Йон, испытывая неудобство от того, что ему приходится идти вслед за женой, делал борозды. Каким-то образом надо раздобыть лошадь, думал он.

Сразу после Рождества он получил письмо от Альмы. Попытка с помощью судьи решить вопрос наследства ни к чему не привела – мать просто не стала разговаривать на эту тему.

«Она хочет всех нас пережить», – писала Альма, и Йон подумал, что, наверное, так и случится. Лошадь точно успеет издохнуть до того, как мать наконец сдастся.

В письме сестры не было ни единого упрека, но Йон читал их между строк. Если бы он остался дома, то, как единственный сын, мог претендовать на долю усадьбы, хотя Альма и ее семья получили бы большую и лучшую часть. Но он еще в ранней юности покинул отчий дом и стал учеником мельника в соседней деревне, а потом женился и жил с женой, пока не случилось несчастье.

Несмотря на то что в тех краях не уважали самоубийц, на похороны Иоэля Эрикссона пришло довольно много народа. Все должно быть сделано как положено. Мужа похоронили рядом с женой и сыном, простреленное на охоте тело которого привезли из Трэсиля. Эрик Эрикссон стоял у могилы прямой как палка, а когда траурный кофе был выпит и гости разошлись, он поделился своими планами. Август получит Люккан, а его старшему сыну перейдет Бротен. Однако впервые в жизни старому крестьянину осмелились перечить. Август сказал, что ему не нужен Люккан, он хочет сохранить за собой Бротен, а что касается сына, то он решил уехать в Америку.

Потом все единодушно решили, что никто не хочет жить в Люккане, где вечно будут бродить души Иоэля и Ловисы, не говоря уже о несчастном Рикарде. Эти разговоры до смерти напугали Ханну, которая целый день крепко держалась за руку Йона Брумана.

Эрик Эрикссон, не привыкший к подобной строптивости, внезапно ссутулился, сидя во главе стола в Бротене. Плечи его обвисли, и все вдруг увидели, как он стар и как тяжело переносит он свое несчастье. Как обычно, самые разумные слова были сказаны Ингегердой. Она предложила оставить усадьбу как есть, а потом, когда наступит черед Августа, пусть он и решает, как ее делить и кому оставить.

– Пока можешь упрямиться сколько твоей душе угодно и жить в Бротене, – сказала она зятю. – Это твое дело.

Август изо всех сил старался не показать, насколько был доволен таким решением. Именно на него он втайне и рассчитывал. Ханна круглыми глазами смотрела на тетю Ингегерду и, как много раз до этого, думала, какая же стройная и красивая старшая дочь Эрика Эрикссона. Ей было пятьдесят, она была на семь лет старше Майи-Лизы, но выглядела моложе.

О дочках в этих краях было принято отзываться с пренебрежением, но что касалось Ингегерды из Фрамгордена, то люди прикусывали языки. Говорили, что Эрик Эрикссон никогда не принимал важных решений, не посоветовавшись со своей старшей дочерью.

Такими могут быть женщины, которым удается избежать лоханей и сопливых детишек, подумалось Ханне. Потом она устыдилась своих мыслей, ибо понимала, что женщина должна склониться перед неизбежным – должен же кто-то рожать детей.

Позже Эрик Эрикссон и его дочь уехали домой в коляске, которой правил Август, а его сыновья и Йон Бруман остались и налегли на водку. Напились они так, что о возвращении домой не могло быть и речи. Вместе с матерью они затащили пьяных мужиков на чердак, положили на пол и укрыли одеялами. Потом спустились в кухню, привести ее в порядок после похорон и пьянки. Говорили они об Ингегерде, которая смолоду отличалась красотой и умом.

– Сватались к ней очень многие, – принялась рассказывать Майя-Лиза. – Приходили очень достойные люди, но она лишь смеялась над ними. Отцу же только того и надо было – он не хотел с ней расставаться. Бедняга Иоэль то и дело слышал, что он уродился бабой, а настоящей наследницей рода Эрикссонов является Ингегерда, и что самое главное его несчастье в том, что она уродилась девочкой.