Античный анекдот - страница 15
Парменид в свое время утверждал, что все сущее на земле — неподвижно.
Зенон Элейский в беседе с Антисфеном, защищая это утверждение, привел пять доказательств в его пользу.
Антисфен, не зная, что возразить, встал и начал ходить взад-вперед.
— Вот лучшее антидоказательство!
Александр Македонский с течением времени стал считать себя сыном громовержца Зевса.
Однажды, в азийском походе, над македонским лагерем раздался страшный удар грома. Все испугались. А философ Анаксарх с улыбкой обратился к царю:
— Пожалуй, ты не смог бы так загрохотать, сын Зевса?
Александр нисколько не рассердился:
— Да не хочу я этого делать. Зачем пугать хороших людей?
Когда Пиррон, ученик Анаксарха, плыл на корабле, разразилась ужасная буря. Все, кто плыл вместе с ним, очень испугались, впали в уныние.
Пиррон при этом оставался удивительно спокойным и всем своим спутникам указывал на корабельного поросенка[14]:
— Вот с кого надо брать пример! Вот кто воистину спокоен!
Философ Тимон, ученик Пиррона, заметив, что один человек всему удивляется, сказал ему:
— Что же ты не удивляешься, что нас здесь трое, а глаз у нас — четыре?
(Дело заключалось в том, что Тимон и находившийся при нем его ученик были одноглазыми, а их слушатель был вполне здоровым и нормальным человеком.)
Кратет говорил:
— Философией человечеству следует заниматься до тех пор, пока военачальники в глазах людей не сравняются по значению с погонщиками мулов!
Философ Метрокл, будучи слушателем Феофраста, однажды во время занятий очень громко испустил ветры.
Все присутствовавшие при том от души посмеялись оплошности своего товарища.
Метрокл убежал оттуда, затворился в своем доме и хотел уморить себя голодом.
Об этом узнал Кратет. Он нарочито наелся бобов, от которых пучит живот, и без зова явился к Метроклу.
— Послушай, — сказал он ему. — Ты не сделал ничего дурного. Было бы плохо, если бы ты не предоставил ветрам естественного выхода!
В доказательство справедливости своих слов Кратет и сам начал беспрестанно и очень громко испускать ветры, чем окончательно успокоил Метрокла. В конце концов, тот сделался его учеником и последователем.
Некий старый холостяк убеждал философа Эпиктета жениться.
— Пойми! — с горячностью говорил он. — Это же очень достойно и необходимо человеку вообще, а тем более — философу! Женись — и все!
Эпиктет наконец сдался:
— Если так, то отдай за меня одну из своих дочерей!
Некий недалекий умом римский оратор, находясь в Афинах, привел к Демонакту своего сына, очень красивого юношу, но женоподобного и весьма тупого.
— Вот мой наследник. Он приветствует тебя, мудрец!
— Красивый парень, — сказал Демонакт. — И тебя достоин, и на свою мать похож.
Знаемый в Афинах софист Сидоний хвалился перед народом своей повсеместной известностью.
— Я причастен к любому философскому направлению, эллины! Если позовет меня Аристотель — пойду к нему в Ликей. Если Платон — в Академию. Если Зенон — в Пеструю стою. Если позовет Пифагор — тотчас замолчу.
Из толпы раздался голос Демонакта:
— Так ступай поскорее! Пифагор тебя зовет!
(Пифагор, следует заметить, умер за много лет до этого разговора.)
Демонакт высмеивал тех, кто употреблял старинные малопонятные слова.
Одному собеседнику он заметил:
— Да я спрашиваю тебя на современном языке, а ты отвечаешь так, будто мы живем еще при царе Агамемноне!
— Демонакт! — обратился как-то к философу его приятель. — Пойдем в храм Асклепия и помолимся там за моего умершего сына!
Демонакт удивился:
— Как? Ты считаешь Асклепия совсем глухим? Разве он отсюда не услышит?
Демонакт однажды слушал разговор двух дилетантов.
Один из говоривших задавал весьма глупые вопросы, другой давал на них чересчур нелепые ответы.
— Друзья, — не выдержал наконец Демонакт. — А не кажется ли вам, что один из вас доит козла, а другой подставляет решето?
Старый толстый римлянин, в полном воинском вооружении, демонстрировал Демонакту боевые упражнения. Неприятелем служило деревянное чучело.
Наконец, устав, римлянин спросил:
— Ну, как я сражался?
— Превосходно! — сказал Демонакт. — Вот только бы твоим противником всегда было деревянное чучело…