Античный анекдот - страница 2
Вот и все.
Философы и мудрецы
Фалес Милетский поучал народ на городской широкой площади.
— Между жизнью и смертью, — сказал он с расстановкой, — нет никакой разницы!
Из толпы поинтересовались:
— Что же ты сам не умираешь?
— Именно потому, — тряхнул бородою Фалес, — что нет никакой разницы!
Астрономия стала вторым призванием Фалеса.
Наблюдая за звездным небом, престарелый уже мудрец свалился неожиданно в яму и звонко закричал:
— На помощь!
Служанка-рабыня, выручив господина из беды, в сердцах сказала:
— Эх ты! Не видишь, что под ногами, а желаешь знать, что делается на небе!
Между слушателями и Фалесом состоялся весьма продолжительный разговор:
— Что на свете самое трудное?
— Познать самого себя.
— Что — самое легкое?
— Советовать другим.
— Что — приятнее всего?
— Удача.
— Что — божественно?
— То, что не имеет ни начала, ни конца.
— Что — самое небывалое на свете?
— Тиран, достигший преклонного возраста!
Фалеса спросили:
— Что наиболее часто присуще всем людям?
— Надежда, — последовал ответ. — Она не покидает даже того, кто не имеет уже ничего.
Однажды Фалеса попросили определить:
— Скажи, как далеко отстоит правда от лжи?
Он не раздумывал:
— Настолько далеко, насколько далеко глаз человека размещен от его уха!
(Мудрец доверял глазу, то есть увиденному, но не уху, то есть услышанному.)
К митиленскому мудрецу Питтаку пришел некий молодой странник.
— Посоветуй, — взмолился он, — какую лучше выбрать невесту? Одна из приглянувшихся мне девушек родовитее и богаче меня, а другая — мне ровня.
Питтак ответил:
— Во-он, видишь, играют мальчишки? Поди, прислушайся к их разговорам.
Мальчишки с визгом гоняли мяч. Самый шустрый среди них закричал товарищу:
— Не за свое — не берись!
И будущий муж тут же сообразил: супругу надо выбирать под стать себе.
Афиняне, удрученные безуспешной и бесконечной борьбою со своими соседями за притягательный для всех остров Саламин, в конце концов, под страхом смертной казни, запретили само упоминание о новой губительной войне, хотя нисколько не смирились с военными неудачами.
Не смирился с поражением и афинянин Солон. Он сочинил яркую, призывающую к войне, элегию. А чтобы прочесть ее перед народом — Солон прикинулся сумасшедшим. Выслушав его декламацию на городской площади, воодушевленные соотечественники тут же, под его руководством, бросились на Саламин и одержали окончательную победу.
Солон после этого стал афинским законодателем.
Скифский царевич Анахарсис, прибыв в Афины, поспешил к дому Солона и велел рассказать ему о своем горячем желании с ним подружиться.
Солон, лишь недавно давший афинянам мудрые законы, высокомерно отрезал:
— Передайте ему, что друзей заводят только у себя дома!
Анахарсис, с улыбкою на узкоглазом лице, заметил посланному, что Солон-то как раз у себя дома. Почему бы, дескать, ему не встретиться с чужеземцем?
Пораженный логикой сказанного, Солон вскоре близко сошелся с Анахарсисом.
Лидийский царь Крез, сидя на высоком троне в великолепном монаршем наряде, поинтересовался мнением своего гостя — афинянина Солона:
— Видел ли ты вообще что-нибудь прекраснее этого наряда, о чужеземец?
Солон улыбнулся в бороду:
— Конечно. Не раз приходилось видеть мне и петухов, и фазанов, и даже павлинов. Их природное убранство прекраснее твоего в тысячи раз.
Когда рвущийся к тиранической власти Писистрат совершил в Афинах государственный переворот, против него открыто выступил один Солон. Он взял в руки свое оружие и встал перед воротами собственного дома.
— На что ты надеешься? — спрашивали Солона крайне испуганные соседи.
— На свою старость! — отвечал он.
Анахарсиса кто-то попросил:
— Поведай, как можно удержаться от пьянства?
— Надо только иметь перед глазами пьяницу во всем его безобразии, — объяснил он. — И этого вполне достаточно.
Афиняне спросили Анахарсиса:
— Кого, полагаешь, на свете больше: живых людей или мертвых?
Он поинтересовался:
— А куда прикажете причислить тех, кто плывет сейчас на кораблях?
(Узнав, что корабельные днища имеют толщину всего в четыре пальца, Анахарсис утверждал, что по морю люди плавают всего на четыре пальца от смерти.)