Античный анекдот - страница 5

Ксантиппа, кстати, отличалась невероятной сварливостью. Но Сократа это нисколько не беспокоило.

— Она для меня, — повторял он часто, — что норовистый конь для упрямого наездника. Укротив такое животное, наездник легко справляется с прочими его собратьями. Справляясь с Ксантиппой, я тоже учусь общаться с другими людьми.

Критобул, ученик Сократа, будучи свидетелем «шумного» поведения Ксантиппы, спросил Сократа:

— Ну, как ты ее терпишь?

Сократ почему-то поинтересовался:

— Скажи, а как ты терпишь в своем хозяйстве шумных гусей?

— Да какое мне дело до гусей? — искренне удивился Критобул.

— Так вот, — улыбнулся Сократ, — я обращаю на нее не более внимания, чем ты — на шум своих гусей!

Сократ однажды уговаривал Алкивиада не бояться выступать с речами перед афинским народом.

— Разве ты не презираешь вон того сутулого башмачника? — спросил он, указывая рукою на конкретного ремесленника.

— Презираю! — сознался молодой человек.

— Ну, а того разносчика воды?

— Тоже!

— Ну, а того вон человека, который шьет палатки?

— Безусловно.

— Так вот, — сделал заключение Сократ, — весь афинский народ состоит из подобных граждан. Как презираешь каждого в отдельности, так презирай их всех вместе.

Алкивиад чересчур гордился своими богатствами. Особенно же — значительными земельными наделами.

Заметив это, Сократ повел ученика в то помещение на городской площади, так называемой агоре, где хранилось изображение всего земного круга.

— Ну-ка, — толкнул он юношу вперед к изображению, — отыщи-ка здесь свои земли!

— Их здесь нет! — тотчас сообразил Алкивиад.

Сократ покачал лысою головою:

— Значит, получается, ты гордишься тем, что не составляет и малейшей части всей земли?

Алкивиад не знал, что отвечать.

Сократ любил повторять:

— Моя мать Файнарета была повивальной бабкой. Она всю свою жизнь помогала афинским женщинам при появлении на свет новых ребятишек. Я же ставлю своим собеседникам множество вопросов, тем самым помогая им рождать собственные мысли! Следовательно, я тоже неустанно занимаюсь повивальным делом!

Сократ возвращался ночью с пира.

Афинские юноши в масках Эриний, богинь мщения, с зажженными факелами в руках, устроили засаду, чтобы поиздеваться над запоздавшими пьяными прохожими.

Сократ, долженствующий стать их непременною жертвою, начал задавать юношам разные каверзные вопросы, как привык делать это днем на афинских улицах. Заслышав вопросы, юноши были вынуждены тотчас же ретироваться.

Честолюбивый Алкивиад прислал Сократу богатые дары.

— Возьми! — загорелись у Ксантиппы округлившиеся глаза. — Целое состояние!

Сократ решительно отвел ее подрагивающие руки:

— Ну уж нет, женушка! На сей раз мы не уступим в честолюбии самому Алкивиаду!

Молодой ученик Сократа, Антисфен, выставлял напоказ дыры в своем довольно ветхом плаще.

Заметив это, Сократ начал его порицать:

— Перестань красоваться!

Однажды Сократ беседовал с юной гетерой, прекрасной, как мечта восторженного юноши.

— Вот ты, сын Софрониска, — сказала красавица медовым голосом, — ты никогда не сможешь отбить у меня моих друзей, а я у тебя твоих — запросто!

— Действительно, — подтвердил Сократ. — Ведь ты постоянно ведешь их под гору, а я заставляю их взбираться к вершинам добродетели!

Ксантиппа, по своему обыкновению, устроила однажды Сократу страшный скандал в доме, а когда он, не выдержав ее криков, выбежал на улицу, — то она в окно вылила мужу на голову ведро холодной воды.

Прохожие потешались, наблюдая перепалку, а Сократ спокойно сказал:

— Я это знал! После такого ужасного грома обязательно хлынет дождь!

Философ Эсхин, ученик Сократа, человек весьма тучный, страдал от вечной и беспросветной бедности.

Сократ ему советовал:

— Бери ты в долг у самого себя: поменьше ешь!

Когда Сократу грозила смертная казнь за то, что он якобы развращал своим учением афинское юношество, то знаменитый афинский оратор Лисий сочинил для него защитительную речь.

Сократ ее прочел и сказал:

— Речь — отличная. Да мне она не к лицу.

— Почему? — удивился Лисий.

— Она скорее судебная, но не философская, — ответил Сократ, возвращая свиток с Лисиевым сочинением.

Когда афинские судьи, предоставив наконец Сократу последнее слово, спросили его, какое наказание назначил бы он сам себе, Сократ ответил: