Антихрист - страница 31

— Ну, как вчера?

— Уснуть не могла долго, тревожно как-то, — глядя Сергею прямо в глаза, ответила Наташа. — Ты знаешь, что Ивана вчера избили и он попал в реанимацию?

— Знаю, Света звонила.

— Как он? Ты его видел?

— Видел. Жизнь вне опасности.

— Слава Богу, — прошептала как бы сама себе Наташа и опустила голову. — Сережа, пошли к отцу.

То, что Сергей увидел, было страшно. Ему еще никогда не приходилось видеть умирающих от рака. Наташин отец был весь серый, лицо его было почти невозможно узнать — это было лицо покойника, но покойник прерывисто, со свистом дышал. Санитары положили отца на носилки и вынесли из здания. Носилки погрузили в «скорую». Наташа поехала в «скорой», а Сергей следом на своей машине. «Бедная Наташа, ну и достается же ей», — думал он.

Санитары занесли носилки в квартиру и переложили отца на разобранную заранее постель. Наташа накрыла отца одеялом и села на стул у изголовья. Санитары вышли.

— Все, Сереженька, спасибо, иди. — Сергей стоял. — Иди, иди, если что, я тебе позвоню.

— Как ты одна, Наташа?

— Ничего. Я не боюсь. До свидания, Сергей.

Сергей опустил голову и вышел.

Дыхание отца замедлилось, он зашевелил пальцами, как бы стараясь подтянуть одеяло, веки приоткрылись, но Наташа не увидела глаз, вместо глаз были белки без зрачков. Отец захрипел, напрягся, потянулся и вдруг, будто затратив последние силы, обмяк, опустил веки и опять быстро, прерывисто задышал. Наташа поняла, что отец почувствовал, а может даже понял, что он дома, в своей постели, что его дочь рядом, и он что-то хотел сказать. «Что он хотел сказать? Наверное, что-то важное, но, видимо, это ему уже не удастся», — поняла Наташа. Она не плакала, и мысли ее не метались, она со всей ясностью поняла, что сегодня, возможно очень скоро, отец умрет, и вместо него будет что-то чужое, чему уже ничего нельзя будет сказать.

— Папочка, ты меня слышишь? — Наташа прикоснулась к лицу отца и смотрела на него так, словно взглядом хотела вернуть ему сознание. — Это я, Наташа. Папочка, я очень люблю тебя и буду любить тебя всегда. — Наташа потеряла самообладание, и слезы побежали из глаз. — Ты прости меня.

Отец так же прерывисто, с паузами между странными, короткими вздохами, дышал.

Наташа зажмурилась, борясь со слезами, и вдруг тихо запела. Она плакала и пела старинную народную песню, которую очень любил отец. Голос у Наташи был красивый и чистый, он звучал в тишине квартиры, вытесняя из ее пространства холодную пустоту приближающейся смерти. Наташа смотрела на лицо отца, и ей казалось, что он слышит ее, потому что он стал дышать еще тише, лишь едва уловимыми вздохами. Наташа встала, закрыла глаза и продолжила пение. Она представила, что стоит на сцене, перед огромным, небывало огромным, заполненным тысячами, а может миллионами людей залом, и среди них был отец. Тысячи глаз с любовью и восторгом, не отрываясь, смотрели на нее, а она пела, всю себя отдавая песне. Вдруг отец как-то странно застонал, резко дернулся и затих. Наташа прервала на полуслове песню, ноги у нее подкосились, и она упала на стул. «Он умер! Его нет больше здесь. Все… Что делать теперь? Что надо делать?» Наташа вскочила со стула и, сорвав с постели простыни, начала завешивать зеркала, потом зачем-то быстро скатала ковер в комнате. «Зачем я это делаю? Надо же что-то делать…» Потом Наташа пошла в ванную и долго умывалась холодной водой, не чувствуя, что она холодная, а только ощущая, что ясность сознания начинает возвращаться к ней. Вытерев лицо полотенцем, Наташа подошла к постели и положила руку на лоб отца. Лоб был прохладный. Тут Наташа вспомнила, что надо делать. Это делали всегда, когда умирали люди: мама, бабушки, дедушки — как будто она всегда знала это, хотя никогда и не видела. Раздвинув стол, она постелила на него белую простыню, потом сбросила на пол одеяло, обняла невероятно худое тело отца и, собрав все силы, приподняла его и перенесла на стол. Потом Наташа сложила отцу руки на груди и подвязала подбородок. Тут силы оставили ее. Наташе стало плохо, голова закружилась, она, шатаясь, подошла к дивану и села.