Антиидеи - страница 10

Одиночество – как массовое мироощущение и состояние людей – появляется в нравственно разворошенном буржуазном мире, где моральные ценности общества теряют сокровенные, «интимные» связи с внутридушевной жизнью человека. Каковы же причины разрыва этих связей? Буржуазные идеологи пытаются ответить на этот вопрос. Во-первых, они говорят о том, что утилитарно-функциональное, односторонне-ролевое общение, основанное на принципах выгодного использования человека человеком, не дает утвердиться бескорыстным привязанностям, вызывает своеобразный «кризис интимности». Процесс этот способствует превращению моральных требований в чисто «внешние» повеления, чуждые индивиду: он более не ощущает внутренней причастности к ним. Во-вторых, возрастает значение безличных средств общения (через массовые коммуникации) в ущерб непосредственно личным, «неформальным» контактам. В-третьих, происходит ускорение общего ритма и связанное с ним расширение круга общения, которое ведет к утере им глубины и непосредственности. В-четвертых, вещный, создаваемый руками человека мир порабощает его, превращает в «слугу вещей» (Э. Фромм), происходит, по словам американского этика Г. Мюллера, «вытеснение индивидуальности комфортом». [Muller H. The Children of Frankenstein. Bloomington, 1970, p. 40.] В-пятых, возникает настроение бессилия, безнадежности всякой личной моральной инициативы перед лицом могучих государственно-бюрократических механизмов, незримых, неподвластных человеку сил, делающих его игрушкой в своих руках. «Мы живем в век кнопок, - пишет американский социолог Дж. Диболд.- Кнопки сегодня нажимаются сами по себе». [Diebold J. Man and Computer. N. Y., 1969, p. 23. ] В-шестых, новизна в условиях жизни, постоянно порождаемая научно-технической революцией, делает невозможной устойчивую систему моральных ценностей, норм и запретов. В условиях научно-технической революции стабильной системе морали якобы уже не на что опереться. «Шок» от постоянного вторжения будущего в настоящую жизнь имеет болезненные морально-психологические последствия, уверяет О. Тоффлер. [См.: Тоффлер О. Столкновение с будущим.- Иностранная литература, 1972, № 3. ] А известный противник НТР, американский идеолог Л. Мамфорд утверждает, что ее достижения ничего не прибавляют к человеческому счастью, а вот отнимают очень много. Он предупреждает против наступления бездушной «цивилизации мегамашины», где нравственные и все иные духовные ценности человека вообще исчезнут в результате бесчеловечного научно-технического прогресса. Единственный выход для человечества: резко замедлить темпы научно-технического прогресса, обратиться к природе – естественной, окружающей человека и природе своего «Я». [MumfordL. The Myth of the Machine. N. Y., 1970, p. 117-127, 405-409 ]. В-седьмых…- а впрочем, этот перечень причин разрушения морали (как в масштабах общества, так и в пределах отдельной индивидуальности) можно было бы значительно продолжить. Причем характерно, что все эти идеологи обращают внимание в основном либо на психологические, либо научно-технические причины «моральной анемии», игнорируя социально-классовую их обусловленность (или оттесняя ее на второй план, растворяя в других проблемах). Это позволяет им говорить о разрушительных процессах в нравственности как о всеисторических, роковых, вытекающих якобы из «общих основ» существования современного человека.

Разумеется, многие из вышеперечисленных причин ослабления регулирующей роли морали в самом деле отражают серьезные опасности и противоречия современного течения жизни. Однако понять их действительную роль в системе межличностных отношений можно, лишь рассматривая их в совокупности, в целостности, видя их социально-историческую обусловленность и зависимость от характера общественных отношений. Возьмем для примера такую проблему, как интенсификация контактов в современную эпоху. Исторически эта проблема – в ряде своих главных аспектов – далеко не новая, существовавшая и до НТР. С ней связан и вопрос об интенсивности нравственных отношений людей. Сама по себе интенсивность моральной жизни – важнейший показатель общедуховной, культурной развитости личности. Исторически эта интенсивность никогда не была одинаковой (да и протекала на неоднородных культурных «ландшафтах» душевного мира людей различных поколений). Она иногда стремительно падала, почти доходя до состояния спячки, и временами взлетала до небывалого горения, бурного течения страстей, чувств, мыслей. С конца XIX века и по настоящее время эта интенсивность действительно стала особенно большой, возрастающем по крутой, устремленной вверх кривой. Возьмите крупнейших писателей этого периода – от Достоевского до Хемингуэя: их герои, не давая себе передышки, без остановки и успокоения, живут интенсивной, можно сказать, даже лихорадочной, нравственной жизнью. Интенсивность этого их внутридушевного движения порой даже не зависит от динамизма сюжетной канвы: внутри, казалось бы, спокойной, размеренной, не нарушаемой вторжениями извне жизни личности скрывается свой кипучий мир, динамизм и напряженность которого зачастую намного превышает подвижность мира внешних событий, поступков и дел. Эта исключительная интенсивность нравственных движений души позволяет – даже в пределах отдельной человеческой судьбы – пережить такое количество нравственных вопросов, поворотов, коллизий, которое ранее выпадало лишь на долю опыта целых поколений.