Антикоперник - страница 4

Можно и спросить, но они не слишком прямолинейны. Или отвечают чепухой. Или гудят, как энты. Или…

«Лейбниц» в спешке оснастили дополнительными баками и блоками с топливом и поддули подушки безопасности. Затем он взлетел на длинном столбе пламени и начал свой путь навстречу чужим. Весь мир на это смотрел. Анге Млинко, конечно, тоже смотрела. Я должна была быть там, на борту, думала она про себя.

В гости заглянула Алисия. Мне не нравится, что ты здесь совсем одна, в этом большом доме, сказала она.

— А мне нравится быть одной.

— Я знаю, — сказала Алисия, — что тебе нравится быть одной. Мне не нравится, что тебе нравится быть одной. А если несчастный случай? Ты совсем одна. Можешь причинить себе вред.

— Кто-нибудь другой мог бы причинить мне вред, если бы он тут был.

— Вас разве не проверяют на паранойю («вас» в данном случае означало «пилотов»)?

— Я хочу столь малого… — начала было Анге. Однако, коротко вздохнув, сдалась.

— Людям нравится быть с людьми, — сказала Алисия серьезным тоном. Такова их природа.

— Я тоже человек, — сказала Анге Млинко. — А моя природа не такова. Больше тебе скажу: нужность людей сильно преувеличена.

Алисия сложила губы в форме знака ~.

— Ты не первая, кто после развода впал в мизантропию, знаешь ли. Как только снова начнешь встречаться, эта холодная отстраненность от человечества растает, как снег. Тут-то ты избавишься от внутреннего Скруджа и перезагрузишь улыбку.

Анге не стала спорить, однако ее стремление к одиночеству не имело никакого отношения к разводу, который случился три года тому назад. Главная проблема брака заключалась не в жестокости, не в подавлении, не в невыносимости; ею являлась его вялость. Она выбрала мужа, который не пытался изменить ее несклонность к человеческой близости, что одновременно и делало его привлекательным, и, впоследствии, стало основой ее неудовлетворенности. Не сексом. Против секса они никогда не возражала, возможно, потому, что не видела в нем какой-то особенной близости; или, говоря точнее, она всегда находила, что эта близость лежит в банальной, соматической плоскости и неспособна как-то ее затронуть. Теория Алисии заключалась в том, что она не знала настоящего секса, секса того сорта, который будоражит ум в той же степени, в какой ублажает тело. Верно, такого секса она не знала. Но если честно, она не верила, что его вообще кто-либо когда-либо знал, за исключением совсем уж погруженных в самообман личностей. Действительно, есть люди, наделенные умением вогнать себя в истерическое состояние и задурить себе голову до того, чтобы ощутить, как земля уходит у них из-под ног. Она была не из таких. Земля никогда не уходила у нее из-под ног. Она сама улетала с Земли. Eppur si muove. Разумеется, тишина куда более глубокий опыт, чем стоны, вздохи и ахи.

— И я не желаю слушать, как ты росла в компании четырех шумных братьев, — сказала Алисия. — Пять детей — это даже не слишком большая семья. Было время, когда нормой были двенадцать детей.

— Если ты не хочешь об этом слышать, — сказала Анге резко, — я не буду об этом говорить.

Подруги некоторое время молчали, Алисия пила шорле, закусывала оливками и смотрела сквозь окно на залитый солнечным светом сад. — Он такой красивый, и… — как это называется?

— Я не знаю, как это называется.

— Девственный. Аккуратный. Человек или робот?

— Ты имеешь в виду — садовник? Последнее.

— Очень мило. — И затем, помолчав: — Мне жаль, что ты не на «Лейбнице». Я знаю, ты разочарована. Но посмотри на это с другой стороны. Если эти чужаки-лебедяне настолько ужасны, насколько об этом говорят, никто из команды никогда не вернется домой.

Это Анге не беспокоило. Она не боялась смерти. Ее пугала не смерть, но мертвые; говоря конкретно, ее беспокоила их необозримая многочисленность. Если смерть — это исчезновение, то все хорошо. В конце концов, в исчезновении есть нечто личное, нечто особенное. Она страшилась того, что вдруг она каким-то образом не умрет, но обнаружит себя в огромном подземелье в компании всех доселе умерших, обреченная на вечное сосуществование с ними в этом аду других, о котором толковали древние философы. И разве это не истина в каком-то смысле? Это ведь индивидуум умирает, а группы — виды, гены — продолжают жить. Бессмертие — свойство масс, и только если тебе удастся бежать от крикливой, перегретой назойливости толп, сможешь ты найти покой в собственном экзистенциальном забвении. По лунному мосту текла бескрайняя толпа. Толпа порочна.