Антилитературные чтения - страница 4
Посыл достаточно простой: зачем марать бумагу, если всё равно никто не читает? – Создавайте поэмы, романы, рассказы в уме и рассказывайте их сами себе.
Как максимум можете пересказывать их своим друзьям и знакомым, супругам, любимым, домашним животным, деревьям в лесу, траве на лугах и в полях, воде морской и океанической, речной и озёрной, льду, звёздам, но не надо их печатать, выкладывать, пытаться издавать, оббивая пороги, в том числе виртуальные, издательств и редакций журналов.
Творите запутаннейшие интриги в своей голове, не забивайте ими головы других людей и не пытайтесь втюхать им за их же деньги – хорошо?
Это, во-первых, поможет сберечь иссякающие ресурсы Земли – ведь известно, что для изготовления одной книги требуется около 5 килограммов дерева, а чтение книг на электронном носителе хотя и экономит бумагу, но приводит к увеличению затрат электроэнергии, объёмы которой тоже, к сожалению, не бесконечны.
Во-вторых, рассказать что-то новое, ещё не пройденное, всё равно не удастся, и всё новое превращается, при внимательном, знающем прочтении, в хорошо забытое старое. Кого, как вы полагаете, всерьёз развеселят или огорчат ваши мелкие или крупные, невыдуманные или выдуманные проблемы?
Читатели, верно, возразят автору тем, что, мол, автор-то сам сейчас это рассуждение пишет, а не просто лишь мыслит.
Автор может ответить следующим образом: после написания сего труда автор прекращает писать. Плести узоры своих рассказов и романов он намерен исключительно внутри себя, подобно Яромиру Хладику («неподвижный, затаившийся, он прилежно строил свой незримый совершенный лабиринт»).
Хотя может быть автор и заблуждается.
Идиот (не Достоевский)
Фёдор Михайлович проснулся сегодня пораньше – ему не терпелось получить от редактора аванс за свой новый роман «Преступление и наказание», тем более, что достаточно давно жил он со своей семьёй не то чтобы за гранью бедности, но, скажем так, покрепче затянув пояса, а если проще, то бедствуя неукротимо.
Виной тому, в основном, была жёсткая, даже жестокая, если можно так выразиться, конкурентная борьба за место под солнцем среди писательской братии.
Наскоро поев чем Бог послал (а Бог послал немного), Фёдор Михайлович оделся по-осеннему и направился на Лиговский в редакцию «Нового слова».
Он вынуждён был выждать в приёмной главного редактора часа три, в течение которых аппетитного вида секретарша вводила во искушение заробевшего Фёдора Михайловича, томным голосом отвечая на входящие звонки и ещё более томным голосом отвечая на пожелания главреда.
– Да, Иуда Эукариотович… Да, конечно. Сейчас будет кофэ. Уже бегу. На мне?… Да, красное… То, что вы любите. – Ответила она после того, как попросила Фёдора Михайловича присесть и подождать «вон в том кресле».
Фёдор Михайлович присел на обширное кожаное кресло и, проводив глазами вихлявшую бёдрами секретаршу с выражением обычной тоски мужика, у которого «денег точно не хватит», принялся терпеливо ждать.
Жена его, Анна Григорьевна, решительно отказала ему накануне в интимной близости, сообщив вдобавок к этому, что без денег завтра он может домой не приходить. Происхождение денег, подлежащих внесению в семейный бюджет, её абсолютно не волновало. По её словам, заработать деньги он мог, помимо «бумагомарательства своего бестолкового», также и на разгрузке вагонов на Московском вокзале, да и в любом другом месте по его выбору.
Обуреваемый размышлениями о перспективах своего бытия в случае, если главред откажет ему в выдаче аванса, Фёдор Михайлович попеременно то вскидывал руки к голове, то цокал языком и с досадой кивал головой.
В приёмную, подобный ветру, вбежал какой-то модно одетый господин, лицо которого показалось Фёдору Михайловичу неуловимо знакомым. Достоевский долго и мучительно пытался припомнить, где же он видел сего господина, как вдруг воспоминание молнией пронзило его мозг.
Ну конечно, – это был раскрученный писатель Фаддей Мортыхандрович Долевский. Его густо нагримированное лицо часто показывалось в «дьявольском ящике», изрыгающем понос речений на несчастные уши семьи Достоевских, когда по настоянию детишек Фёдор Михайлович гасил долг за кабельное ТВ с какой-нибудь шабашки в виде написания статеек на исторические темы (например, о жизни и нравах Петербурга середины 19 столетия. Читателей, в основном, правда, интересовала безнравственность Петербурга, поэтому бедному Фёдору Михайловичу приходилось, скрепя сердце, описывать всякую дрянь, дабы пробиться в печать и получить хоть какой-то гонорар).