Антимиры - страница 13

на фиолетовом –

как сохраняется, дрожа,

в футляре флейта!

А у старух лиловый взгляд

над огородами.

"У, дрянь, — старухи говорят, –

урода!"

Торгуют арбузами

Москва завалена арбузами.

Пахнуло волей без границ.

И веет силой необузданной

От возбужденных продавщиц.

Палатки. Гвалт. Платки девчат.

Хохочут. Сдачею стучат.

Ножи и вырезок тузы.

«Держи, хозяин, не тужи!»

Кому кавун? Сейчас расколется!

И так же сочны и вкусны

Милиционерские околыши

И мотороллер у стены.

И так же весело и свойски,

как те арбузы у ворот

земля

мотается

в авоське

меридианов и широт!

1956

Сирень «Москва — Варшава»

Р. Гамзатову

11. III.61

Сирень прощается, сирень — как лыжница,

сирень, как пудель, мне в щеки

лижется!

Сирень заревана,

сирень — царевна,

сирень пылает ацетиленом!

Расул Гамзатов хмур как бизон.

Расул Гамзатов сказал: «Свезем».

12. III.61

Расул упарился. Расул не спит.

В купе купальщицей сирень дрожит.

О, как ей боязно!

Под низом

колеса поезда — не чернозем.

Наверно, в мае цвесть «красивей»…

Двойник мой, магия, сирень, сирень,

сирень как гений!

Из всех одна

на третьей скорости цветет она!

Есть сто косулей –

одна газель.

Есть сто свистулек — одна свирель.

Несовременно цвести в саду.

Есть сто сиреней.

Люблю одну.

Ночные грозди гудят махрово,

как микрофоны из мельхиора.

У, дьявол-дерево! У всех мигрень.

Как сто салютов, стоит сирень.

13. III.61

Таможник вздрогнул: «Живьем? В кустах?!»

Таможник, ахнув, забыл устав.

Ах, чувство чуда — седьмое чувство…

Вокруг планеты зеленой люстрой,

промеж созвездий и деревень

свистит

трассирующая

сирень!

Смешны ей — почва, трава, права…

P. S.

Читаю почту: «Сирень мертва».

P. P. S.

Черта с два!

Монолог рыбака

"Конечно, я не оратор,

подкованный философски,

но

ратую

за тех, кто берет лосося!

Бывали вы в нашем море,

магнитнейшем из морей?

Оно от лимонных молний

кажется лиловей!

Мотаются мотороботы,

как уголь, горит вода –

работы!

работа!

Все прочее — лабуда.

Мы боги, когда работает,

просвечены до волос,

по борту,

по борту,

как лампы, летит лосось.

Да здравствует же свобода,

нужнейшая из свобод,

работа,

работа –

как праздничный ледоход.

Работа, работа…

И так же не спят с тобой

смородины и самолеты,

гудящие над землей,

ночные составы в саже

несутся тебе под стать,

в них машинисты всажены –

как нож по рукоять!

И где-то над циклотроном

загадочный, как астроном,

сияя румяной физией,

считая свои дробя,

Вадик Клименко,

физик,

вслушивается в тебя.

Он, как штангист, добродушен,

но Вадика не тревожь –

полет звездопадов душных,

расчет городов и рощ

дрожит часовым механизмом

в руке его здоровенной –

не шизики –

а физики

герои нашего времени!..

…А утром, закинув голову,

вам милая шепчет сон,

и поры пронзит иголочками

серебряными

озон…

Ну, впрочем, я заболтался.

Ребята ждут на баркасе…»

Он шел и смеялся щурко.

Дрожал маяк вдалеке –

он вспыхивал, как чешуйка

у полночи на щеке.

Монолог битника

Лежу бухой и эпохальный.

Постигаю Мичиган,

Как в губке время набухает

в моих веснушчатых щеках.

В лице, лохматом как берлога,

лежат озябшие зрачки.

Перебираю как брелоки

Прохожих, огоньки.

Ракетодромами гремя,

дождями атомными рея,

плевало время на меня, -

плюю на время!

Политика? К чему валандаться!

Цивилизация душна*

Вхожу, как в воду с аквалангом,

в тебя, зеленая душа.

Мы — битники. Среди хулы

мы — как звереныши, волчата.

Скандалы точно кандалы

за нами с лязгом волочатся.

Когда магнитофоны ржут,

с опухшим носом скомороха,

вы думали — я шут?

Я — суд!

Я — Страшный суд. Молись, эпоха!

Мой демонизм — как динамит,

созрев, тебя испепелит.

1961

Вынужденное отступление

В Америке, пропахшей мраком,

камелией и аммиаком,

В отелях лунных, как олени,

по алюминиевым аллеям,

Пыхтя как будто тягачи,

За мною ходят стукачи –

17 лбов из ФБР,

Брр!..

Один — мордастый, как томат,

другой — галантно-нагловат,

И их главарь — горбат и хвор.

Кровавый глаз — как семафор.

Гостиницы имеют уши.

Как микрофон головка дуща,

И писсуар глядит на вас,

Как гипсовой богини глаз.

17 объективов щелкали,

17 раз в дверную щелку

Я вылетал, как домовой,

Сквозь линзу — книзу головой!

Живу. В гостиных речь веду.

Смеюсь остротам возле секса.

Лежат 17 Вознесенских

В кассетах, сейфах, как в аду.

Они с разинутыми ртами,

как лес с затекшими руками,

Как пленники в игре "замри!",

Застыли двойники мои.