Антисоветчина, или Оборотни в Кремле - страница 47

Патриотизм? Да, вот этого у эмигрантов первого поколения было не отнять. Россия осталась для них святыней, все помыслы были направлены к ней. А сама идея «сверхзадачи» превращала существование на чужбине в служение покинутому Отечеству. Но в этом была и великая трагедия эмигрантов. «Настоящей» Россией они воспринимали только себя. Не замечая собственных недугов, готовили себя на роль врачей. Не понимая собственных ошибок, видели в себе грядущих учителей. Не осознав собственных проступков, претендовали быть судьями.

На православных календарях было 25 марта 1925 г. от Рождества Христова. На остальных календарях – 7 апреля. В больничной палате умирал патриарх Московский и Всея Руси святитель Тихон. Спросил: «Который час?» Один из присутствующих, не замечая струящихся по щекам слез, ответил: «Без четверти двенадцать». Патриарх вздохнул: «Скоро наступит ночь, темная и длинная…» Поднял руку, дважды осенил себя крестным знамением. А когда хотел перекреститься в третий раз, рука упала…

Победа большевиков в гражданской войне отнюдь не ознаменовала собой конец бедствий, обрушившихся на Россию. Даже террор еще не сокращался, наоборот, его страшный пик приходится на «мирные» времена – с конца 1920 по начало 1922 г. Расстрелы по-прежнему гремели во всех «чрезвычайках». И систему лагерей, кстати, создавал вовсе не Сталин. Она возникла по инициативе Ленина и Свердлова еще в 1918 г. Согласно постановлению о «красном терроре» концлагеря предписывалось создавать в каждом районе. Они были придатками тюрем, где не хватало мест. А в 1920 г. возникла еще одна система – Северные Лагеря Особого Назначения. Впоследствии аббревиатура СЛОН «по наследству» перешла к Соловкам. Но изначально Северных лагерей было два, в Архангельске и Холмогорах. И для каторжного труда они вовсе не предназначались. «Особое назначение» означало лагеря смерти. Сюда присылали целевым назначением – на убой. Только за январь-февраль в Холмогорском лагере было расстреляно 11 тыс. человек[75], его называли «усыпальницей русской молодежи».

Продолжались гонения на казачество. Формально геноцид не возобновился, но вместо этого был взят курс на «расказачивание». Казаков признали не народом, а «сословием», причем «упраздненным», и они попали в разряд «лишенцев», т. е. категорий, лишенных значительной части гражданских прав – наряду с дворянством, духовенством, купечеством. А территории казачьих областей расчленялись. Западную часть Войска Донского отдали Украине, остальное поделили между несколькими российскими губерниями. Киргизскую (Казахскую) автономную республику наделили чрезвычайно щедро. Отдали в ее состав территорию Уральского, Семиреченского, Оренбургского Войск, южную часть Сибирского, даже столицей республики стал Оренбург. Из Астраханского Войска вычленили Калмыцкую автономную область, из Забайкальского – Бурят-Монгольскую республику.

Особенно суровым репрессиям подверглись Кубань и Терек, которые в 1919 г. находились под властью белых и избежали свердловского геноцида. Тысячи казаков были арестованы и отправлены в Северные лагеря, откуда не возвращались. На Северном Кавказе большевистская политика сделала ставку на «революционные» народы – чеченцев, ингушей, дагестанцев и др. Поэтому здесь были созданы Горская и Дагестанская автономные республики, которым отдали значительную часть казачьих земель. От Кубани южную часть отчленили в Горскую республику, восточную часть – в Ставропольскую губернию. А вновь образованная Терская губерния сохранила лишь 19 % земель Терского Войска – узкую полосу по северному берегу Терека от Минвод до Кизляра и Каспия. Многие станицы было решено отдать горцам, а казаков из них депортировать. И с выселяемыми часто предпочитали не возиться – не проще ли перебить? В ходе депортации было уничтожено 35 тыс. казаков, казачек, детей. Перестреляли, вырезали – и никто как бы и «не заметил». Между делом…

Вопреки утверждениям советских учебников, не закончилась вместе с войной и политика «военного коммунизма». Напротив, как раз после разгрома белогвардейцев ее стали внедрять в полном масштабе. С запретом не только торговли, но и «продуктообмена», принудительным изъятием у населения всех ценностей и золота, возможностью получения продовольственных и промышленных товаров только по карточкам. Крестьян переводили на положение «рабочих», лишая всякой собственности и объединяя в коммуны или совхозы. А для окончательного перехода к системе всеобщего принудительного труда под эгидой Троцкого стали создаваться «трудовые армии». В марте 1921 г. на Х съезде РКП(б) он заявлял: «С бродячей Русью мы должны покончить. Мы будем создавать трудовые армии, легко мобилизуемые, легко перебрасываемые с места на место. Труд будет поощряться куском хлеба, неподчинение и недисциплинированность караться тюрьмой и смертью». На эти задачи Лев Давидович перенацелил свои Реввоентрибуналы, в инструкции им указывалось, что «трудовое дезертирство при данной обстановке является таким же актом контрреволюции, как и вооруженное восстание против рабочих и крестьян».