Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - страница 5

В 1881 году Менделе переехал из Житомира в Одессу, центр ивритской литературы того времени. В 1886 он вернулся к ивриту и писал, в основном, короткие рассказы, которые вышли сборником в 1900 году. Эти рассказы произвели революцию в языке ивритской прозы: чтобы отразить идиш средствами иврита, Менделе синтезировал библейский иврит с постбиблейским языком раввинистической литературы, языком анекдотов и бесед о правилах повседневного поведения. Менделе (а вслед за ним и другие писатели того времени) пользовался и арамейским языком, главным образом, в роли эквивалента народной украинской речи. В конце девяностых годов Менделе перевел на иврит все свои произведения, написанные на идише, причем оттенил натуралистические тенденции.

В семидесятые годы XIX в. в России усугубился антисемитизм, и еврейские писатели стремились показать несправедливость гонений, передать страдания еврея — и по-русски (Семен Фруг), и на иврите (палестинофильская поэзия), в стилистике поэзии Надсона. То был период формирования еврейского национального сознания в России, пробудившегося вслед за волной погромов 1881 года, после убийства царя Александра Второго и откровенных проявлений антисемитизма со стороны властей, печати и русской интеллигенции.

В восьмидесятые годы XIX в. еврейское национальное движение стало фактом общественного развития, как в Европе, так и в Палестине. Что важнее: воскрешение национального духа еврейства или решение экономических и социальных проблем евреев? Эта дилемма волновала еврейскую интеллигенцию в последнее десятилетие века, в то самое время, когда в русской культуре западный либерализм отступил перед вопросом: что принесет избавление русскому народу — социалистическая революция или духовно-мистическое обновление?

Знаменосцем духовного сионизма был публицист, мыслитель и литературный критик Ахад Ха-Ам (псевдоним Ушера Гирша Гинцберга). Центральным моментом в мировоззрении Ахад Ха-Ама является определение еврейства не как вероисповедания, а как национального характера, одаренного высоким нравственным чувством, чуждым как европейскому нигилизму, так и христианской морали. Еврейская мораль на протяжении всей истории не базировалась ни на альтруизме, ни на эгоизме, но лишь на объективной справедливости. Ахад Ха-Ам связывает развитие национальной культуры с деятельностью «пророков». Это слово означает у него духовных вождей, поставивших перед народом радикальные цели (подобно Моисею, Иисусу, Толстому). Осуществление этих целей передается в руки «священников» (политических деятелей), а результат — в лучшем случае — компромисс между идеалом и действительностью. Эту идеалистическую историософию он подкрепляет примерами из области физики, биологии и анатомии.

Ахад Ха-Ам продолжил давнюю интеллектуальную традицию реабилитации еврейской морали, которая развивалась на фоне антисемитизма начиная со средних веков. Во второй половине XIX в. в Европе идея приоритета нравственных ценностей «избранного народа» была тенденциозно интерпретирована немецкой романтической мыслью и русской теософией. К концу века она получила расистскую окраску на фоне развития психологии, ставившей духовное и нравственное состояние человека в зависимость от его генетических характеристик. Ахад Ха-Ам демонстрирует романтический подход и видит в еврействе духовную сущность, а не расу и не форму политического бытия. Чтобы в этом смысле воскресить еврейство, он требует «подготовить сердца» посредством воспитания, культуры и литературы. По его мнению, Эрец-Исраэль нужна еврейскому народу лишь в качестве духовного центра, а не как средство решения материальных и социальных проблем всех евреев мира. С 1884 года Ахад Ха-Ам жил в Одессе, где участвовал в движении «Хибат-Цион» («Любовь к Сиону»), создал предсионистское движение «Бней-Моше» («Сыновья Моисея», 1889) и основал важный литературный ежемесячник «Ха-шилоах» (1896). Тем самым он оказал серьезную поддержку ивритской литературе, укрепил интеллектуальные и нравственные силы современного ему еврейства — и отнюдь не беллетристикой, которую, по его мнению, еврейский читатель может найти и на других языках. Даже в любовной поэзии он желал видеть еврейский характер лирического героя.