Антология мировой фантастики. Том 2. Машина времени - страница 47
Машина была готова. Она была полностью заправлена и автоматически оснащена всем необходимым. Эти машины — они ведь были почти живыми существами. Робот-механик осматривал их, снабжал необходимым, ремонтировал, когда это было нужно. Если же этого не делалось, как я понял позднее, они автоматически отправлялись в службу обмена и заменялись на точно такие же машины.
Корабль спокойно ждал старта. Управление было простым, очевидным. Рычаг, находившийся слева, при движении вперед направлял машину по курсу, а при движении назад — в обратную сторону. Справа был укреплен горизонтальный, вращающийся стержень. Если вы поворачивали его налево, корабль шел налево, если направо — то направо. Поднимите его — и поднимется корабль, опустите — опустится и он.
Я легко коснулся рычага, и пол ушел вниз. Я передвинул другой, и корабль быстро двинулся через раскрывшиеся ворота. Движение машины было плавным, не чувствовалось даже воздушных колебаний. На приборной доске появилось изображение моей позиции, но я не мог его расшифровать. Карта же не двигалась, как я надеялся до этого. Но все же я начал путешествие на запад.
Я почти не чувствовал ускорения этой замечательной машины. Поверхность просто внезапно ушла вниз, и в один момент город исчез. Карта теперь быстро двигалась, и я понял, что улетаю на юго-восток. Я повернул слегка севернее и сверился с компасом. Затем окончательно скорректировал курс, и корабль полетел вперед.
Я настолько заинтересовался картой и компасом, что был почти испуган резким звонком, после которого помимо моей воли машина поднялась и повернула к северу. Оказывается, на моем пути была гора, я ее не заметил, но корабль отреагировал.
Я также обнаружил кое-что, первоначально меня не заинтересовавшее, — две маленькие ручки, управлявшие картой. Я стал вращать одну из них, раздалось звяканье, и ход машины изменился. В один момент скорость упала, и корабль лег на новый курс. Я пытался повернуть его направо, но приборы управления не реагировали.
Все дело было в карте. Она следовала за курсом или курс следовал за ней — все равно. Я сдвинул карту, и машина взяла контроль за полетом на себя. Здесь была маленькая кнопка, я нажал ее, но не знаю — когда. В конце концов я справился с управлением, но только когда мы остановились в семи дюймах от земли среди руин огромного города — Сакраменто, скорее всего.
Я разобрался с настройкой карты, установил курс на Сан-Фриско, и корабль опять полетел. Он развернулся среди масс разрушенного камня, нацелился и двинулся вперед — похожая на пулю, самоконтролирующаяся стрела.
Корабль не опустился на землю, когда достиг Сан-Фриско. Просто раздался гул, и зазвучала легкая музыка. Дважды. Затем он остановился. Я ждал и осматривался кругом.
Здесь были люди. Я впервые видел людей этого времени. Это были маленькие человечки, растерянные, гномоподобные, с огромными непропорциональными головами. Но они не вызывали отвращения.
Меня поразили их глаза. Они были громадны, и когда человечки смотрели на меня, в них чувствовалась сила, но сила слишком глубоко спящая и даже не пытающаяся проснуться.
Я перешел на ручное управление и приземлился. Но как только я вышел, корабль поднялся и улетел. Здесь, оказывается, существовала система автоматической парковки. Корабль прибыл в общественный ангар, недалеко, где его обслужили и припарковали. Существовала и система заказа кораблей — я мог позвонить и вызвать его.
Собравшиеся вокруг меня человечки стали переговариваться друг с другом. (Их речь напоминала пение.) К ним неторопливо подходили все новые и новые люди. Мужчины и женщины, но я не заметил ни стариков, ни слишком молодых. Позже я узнал, что с молодыми здесь обращались с особой осторожностью, следили за каждым их шагом и охраняли от любых опасностей.
Но на это были свои веские причины. Люди будущего жили потрясающе долго. Некоторые проживали более трех тысяч лет. Затем просто умирали. Они не становились при этом стариками, и никто не знал, почему их настигает смерть. Сердце останавливалось, мозг переставал работать — и все заканчивалось. А дети появлялись в будущем очень редко, и поэтому с ними обращались так осторожно. В городе в течение месяца рождался один ребенок на сто тысяч жителей. Человеческая раса постепенно становилась стерильной.