Антология новой грузинской поэзии - страница 20
Как будто в лесу до сих пор не бывал я дремучем.
Как будто никто не бывал до меня в гуще леса.
В лесу я. Один. Над моим еще огнеподобным
трепещущим сердцем февраль греет руки, движенья неволит.
Ко мне, снег тревожа, с лицом перекошенным, злобным
ползет царь лесной из кустов на живой запах боли.
И вот поверх льда чью-то душу схватил я, как небыль,
и плоть подо льдом вдруг почувствовал — реку, и из-за
туч вспыхнуло солнце — блестит в обесцвеченном холодом небе,
как будто последний динар на ладони Хафиза.
УСЛОВНОЕ НАКЛОНЕНИЕ
>Перевод А. Цветкова
Выходит в конечном счете,
что условное наклонение выбилось в лидеры.
Оно, если речь о несбывшемся счастье,
пребывает в своей стихии.
Если о неминуемом несчастье —
то и тогда приоритет за ним.
Оно бестелесно как воздух и заметней огня.
Оно притупляет поступок и сбивает с толку субъекта.
Оно патрулирует перепутья содержания.
Оно — сердце языка и мера реальности.
Оно большей частью монолитная правда.
Как убедительно звучит, например, такое:
«Случись взрыв на несколько секунд раньше,
жертв бы не было»,
или, допустим, это:
«Если бы у тебя были деньги,
мы непременно были бы вместе».
Условное наклонение!
Желательность, предположение, возможность…
Пусть так. Но и одно: Истина!
То, чего мы хотим, но не происходит,
и то, чего не хотели, но произошло —
и первое, и второе
под контролем условного наклонения.
Оно ставит нам условия,
слишком сложные условия,
нам, стремящимся к счастью.
Им явлено на свет изъявительное наклонение,
им обусловлено,
оно лишь сопутствующее событие.
Если вдуматься толком в изъявительное наклонение,
то оно, мы заметим в момент констатации счастья,
по сути малодостоверно,
и это — результат несоблюдения условий,
поставленных условным наклонением.
Воспоем же условное наклонение!
Смягчим его суровость!
Расслабим его бдение
вялым и валким изъявительным наклонением!
Во избежание подозрений с его стороны
временами развеем его и убогим повелительным!
Да не расстроим этот мрачный контекст событий.
Да не прогневим его всуе.
Да не погибнем.
ЛЮБИМАЯ ОБНАЖАЕТСЯ
>Перевод В. Куллэ
Ты, обнажаясь, приносишь присутствие времени.
Жар возвращается пеплу истлевшей судьбы.
Пляшет аквариум, — рыбки беснуются резвые.
С карты доносится рокот морей голубых.
Меж этажами мечется лифт суетливо.
И алфавит следует тела извивам.
Ты, обнажаясь, сама, вероятно, не ведая,
приподнимаешь глаза мои на постамент.
Как ни печально, но им не увидеть, наверное,
мерзость изжитой, и подлость — сошедшей на нет.
Их достоянье лишь в том, что ни гневом, ни желчью
взор не туманился. Даже в момент пораженья.
Ты, обнажаясь, мудришь над электропроводкою:
в ней, вместо тока, струится горячая кровь,
сладко-соленая, алая, слишком проворная.
И не дано твой спадающий легкий покров
запечатлеть, словно арию, на киноленте.
Тот режиссер принадлежностью сделался смерти.
Ты обнажаешься. Книги в тяжелых обложках
наперебой мне повествуют о прошлом,
силясь поведать сокрытые тайны несметные.
Но лишь в тебе, обнаженной, я вспомнить надеюсь
ту красоту, что провидел еще до рождения,
только в тебе для меня вероятно бессмертие.
Ты обнажаешься, и капиллярными нитями
медленно переполняет меня изнутри
благоговенье пред Сущим, столь неизъяснимое,
что не сумею достойно возблагодарить.
Силюсь сказать. Непослушные губы немы,
чтобы коснуться бессмертья хотя бы на миг.
Ты обнажаешься — тихо, как храм оскверненный
после татар обживается Богом по новой.
Смолкло на улице яростных птиц голошение.
Даже машины бесшумны. Беззвучная местность
вся в ожидании. Чудо так сладостно медлит.
И тишина знаменует его предвкушение.
Лбом прижимаясь к стеклу, озорное светило
шанс подсмотреть за тобою не упустило.
День проясняет лицо свое. Все сожаления
дымкой туманной рассеялись, снегом истаяв.
Ты, обнажаясь, струишься инфантою в танце.
Нашей совместною комнатой стала вселенная.
Обнажена! Наполняются легкие вдохом.
Я ни о чем не прошу — лишь позволь мне подольше
денно и нощно с тобою по этому адресу
бодрствовать вместе. И благодарить, умирая.
Старый чердак обернулся обещанным раем —