Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин - страница 27

— Хочешь еще?

Мне жалко его, но я решительно говорю:

— Хватит!

Печально, что приходится быть с ним строгим, но мама права — во всем надо знать меру.

Потом мы идем в кафе, заказываем мороженое. Сегодня здесь богатый ассортимент: каждому приносят по три шарика — шоколадный, фруктовый и апельсиновый. Апельсиновый — самый вкусный, если его не глотать кусками, а понемногу слизывать с ложечки. А еще интересней совсем не глотать, а положить кусок мороженого в рот и ждать, пока оно само растает.

— Что у тебя с квартирой? — спрашиваю я.

— Был в райисполкоме, — поспешно говорит отец и кладет ложку.

— Ну что?

— Они обещали через пару лет...

— Ты же очередник! Надо взять письмо с работы!

— Давай в кино пойдем, — предлагает отец. — Новая серия «Ну, погоди!»

— Нет, — говорю я. — Пойдем в сквер.

Отец быстро доедает мороженое, и мы встаем.

Меня всегда бесит его отношение к квартире. В конце концов, при его стаже он имеет право получить квартиру и через свое министерство. У нас сосед так получил. Но разве отцу втолкуешь?

Бабочка пролетела. Странная какая-то бабочка — коричневая, а на крыльях зеленые кружочки... Вот бы поймать! Но чем поймать — сачок не взял, а панамкой не накроешь... Кстати, насчет квартиры можно посоветовать отцу пожаловаться в газету. Все так делают...

Мы приходим в сквер. Это очень красивый сквер и недалеко от нашего дома. Здесь есть детская площадка с песком и много скамеек. Тут мы обычно гуляем с родителями.

Вижу Сашку Кулагина. Он ведет за руку своего отца. На отце новенький джинсовый костюм с желтыми клепками. Сашка у нас знаменитость — поет в детском хоре при консерватории. В этом году Сашкин хор выезжал на гастроли за границу, вот он отца и одевает во все фирменное.

— Сашка! — кричу я. — Давай сюда!

Сашка увидел меня, замахал рукой.

— Знакомьтесь, это мой папа, — говорю я.

— А это — мой! — говорит Сашка и подталкивает своего отца к моему.

Они пожимают друг другу руки, смущенно переминаются с ноги на ногу

— Вы тут на скамейке посидите, а мы пошли играть, — говорит Сашка, и мы бежим к детской площадке.

Наши отцы некоторое время стоят молча, потом садятся на скамейку, закуривают.

— Сколько твоему? — спрашивает Сашка.

— Тридцать три. А твоему?

— А моему уже тридцать семь. Но он ничего выглядит, да?

— Твой в порядке! — говорю я. — А мой что-то сдает. Бледный, не ест ничего...

Сашка наваливает лопаткой песок, а я ладонями прорываю туннель. Это метро. Сейчас здесь пройдет поезд.

— Осторожно! Двери закрываются!—писклявым голосом кричит Сашка, и я медленно двигаю вагончики.

Три часа дня. Пора обедать. Я поднимаюсь с земли, отряхиваюсь, иду к скамейке. Увидев меня, отец поспешно встает, гасит сигарету.

— Нам пора, — говорит он Сашкиному отцу. — Всего хорошего! Очень рад был познакомиться.

— До свидания! — говорит Сашкин отец и тоже встает. — До свидания, мальчик. Какой ты бутуз! — Он пытается ущипнуть меня за щеку, но, поймав строгий Сашкин взгляд, испуганно отдергивает руку.

Мы идем по направлению к дому. Это недалеко, но мы всегда проходим это расстояние медленным шагом. Видно, что отцу очень не хочется от меня уходить — но что поделаешь?

— До свидания, — говорит он, когда мы подходим к дому. — До свидания! — И целует меня в щеку.

— До свидания, папа, — говорю я. — До следующего воскресенья. Пойдем в кукольный театр, на «Чебурашку»! Мне обещали достать билеты. Tы ведь не видел «Чебурашку»?

Он улыбается, машет мне рукой и уходит по тротуару к остановке автобуса...

Они развелись пять лет назад. В чем там было дело, я пока не знаю.

Конечно, мне надо бы гулять с ним почаще, но что поделаешь, когда столько дел. А тут еще в детском саду к понедельнику велели склеить разноцветные кубики...

Ровно в семь утра звонок будильника вырвал Потапова из сна. Сон был цветной и приятный. Снилось Потапову море и маленькое кафе на скалах, где он сидел под пестрым зонтиком и кого-то ждал. Это ожидание было томительно и прекрасно.

Перелезая через жену и спуская босые ноги с постели, Потапов еще некоторое время не открывал глаз, надеясь досмотреть сон, но не получилось. Жена недовольно заворчала, холодный пол обжег ступни, и Потапов открыл глаза.