Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин - страница 40

стр.

Егоров советует:

— Ты, Николай Степанович, ступай прямо в них в парилку. От нагревания предмет расширится, ты из него и выскочишь!

— Засмеют же, — говорю.

— Ничего, — говорит, — а ты держись независимо. Может, ты оригинал? Может, ты именно в таком виде любишь париться?

Ладно. Иду в парилку, сажусь на полку в штанах и с независимым видом. Но вокруг, правда, народ интеллигентный, виду на мой вид не подают, только разве что потеть чуть быстрее стали...

Потом все в бассейн нырнули. А я сижу накаляюсь. И все без толку! Нагреваться эти сволочи нагреваются, а расширяться — ни-ни! Недаром жена за них спекулю сотню дала... Сил моих нет, чувствую — я в них плавиться начинаю...

Соскакиваю с полки, лечу к бассейну, а тут вдруг банщик меня не пускает.

— Извиняюсь, — говорит, — но в штанах купаться запрещено. Здесь не пляж!

Я ору:

— Да мне только остыть малость!

Он говорит:

— Выйдите на улицу, остыньте! А в верхней одежде в бассейн не пускаем!

Я бы с ним и поскандалил, но чувствую — угораю!

— Егоров, — ору, — миленький! Выпусти меня из джинсов, а то помру!

Егоров видит — положение серьезное, схватил ножницы, разрезал мне джинсы вместе с трусами, выскочил я оттуда — и в воду! Полчаса остывал.

Теперь дальше: садятся все за стол у камина, начинают шашлыки уминать. Я тоже иду, но тут получается конфуз: все уже оделись, а я — в чем мать родила. Тут общество, несмотря на интеллигентность, начинает возражать.

Один говорит:

— Это что ж такое? Что за странный субъект: парится в штанах, а как за стол садиться, так он их сымает. Зачем, — говорит, — Егоров, ты привел с собой этого типа?!

А Егоров говорит:

— Это, извиняюсь, не тип, а Николай Степанович! Он в автомагазине работает, и к ним в конце месяца дефицитные шины поступят.

Тут, конечно, происходит обратный отлив. Тот, который говорил, говорит:

— Ах, извините, мы этого не знали. Тогда другое дело... Сидите, дорогой Николай Степанович, не стесняйтесь, нам даже очень приятно видеть вас в натуральном виде...

Ну, поели мы, выпили, пообщались, стали домой собираться. Тут подходит ко мне банщик и говорит:

— Извините, Николай Степанович, за мое грубое поведение. Ежели желаете, можете одеться и выкупаться!

Я говорю:

—Да что вы, забудем про этот инцидент. Я вообще сюда не купаться приходил, а культурно отдохнуть.

Он говорит:

— Ну, тогда заходите еще. Всегда будем рады!

В общем, если честно говорить, понравилась мне сауна. Только джинсы эти проклятые я больше не надеваю. В угол поставил — пусть стоят...

Что-то синее в полосочку

Монолог командированного

Случилось это так: посылает меня прошлой осенью колхоз в командировку. Приехал я в Москву, остановился, как всегда, в гостинице «Националь», в вестибюле. У меня там швейцар знакомый, он раньше у нас агрономом работал.

Оставил я у него вещи, вышел в город, походил туда-сюда, пообедал в ресторане «Будапешт», в кулинарии. Ну, думаю, пора и делом заняться — по магазинам пройтись.

Подхожу к универмагу, вижу — очередь. Ну, обрадовался — стало быть, чего-то дают. Это у нас примета такая народная: раз очередь — значит, дают! А тут, понимаю, что-то особенное дают, потому как очередь громадная: на улице начинается, по первому этажу идет, потом по лестнице вверх и уходит, как говорится, за горизонт.

Я моментально в хвост пристроился, спрашиваю у крайней женщины:

— Кто последний?

Она говорит:

— Я последний!

Я спрашиваю:

— А что дают?

Она говорит:

— Что дают, я и сама не знаю, только просили больше не становиться, потому что все равно не хватит.

Я говорю:

— А сколько это, чего дают, стоит?

Она говорит:

— Двадцать рублей.

Я говорю:

— Цена подходящая, можно и постоять.

Стою.

За мной тоже люди пристроились, а в середине очереди уже и стоять веселей — в спину не дует.

Стою.

Только, понятное дело, меня интерес разбирает: за чем это я, собственно говоря, стою? Делаю всякие наводящие вопросы. За чем, спрашиваю, товарищи, стоим? Какой примерно товар? Легкой он или тяжелой промышленности?

Все молчат. Половина — вроде меня, не знает, а половина — знает, но молчит и глаза отводит, чтобы другую половину не распалять.

Стою.

Только тут наверху появляется продавец и кричит: