Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин - страница 43

Кричу я, а сам про себя спокойно решаю, что если он еще раз скажет «Хочу харчо!», то я его убью.

Говорит.

В голову мне что-то ударило, пошатнулся я, заплакал.

— Пожалей, — говорю, — меня, дедушка! Я человек больной. У меня гипертония... Давление двести двадцать на сто двадцать семь, как в трансформаторе... У меня кризы бывают... У меня неотложка возле подъезда каждую ночь дежурит... У меня сын заика, а внук двоечник... НЕТУ ХАРЧО!

Реву я белугой, дед тоже плачет; обнимает меня, вытирает мне слезы тюбетейкой и говорит:

— Хочу харчо!

Подкосились у меня колени, упал я.

Хорошо, официанты подбежали, подхватили.

— Плюнь ты на него, Степанов, — говорят они мне. — Не связывайся! Видишь, он не понимает ни бельмеса по- нашему! Плюнь!..

Ну что было делать? Как еще можно объяснять?

Плюнул я с досады... и принес ему харчо.

Рассказ директора совхоза

…Любит наш народ писателей! Хлебом его не корми — дай только с живым писателем встретиться, особенно если еще и в рабочее время... Вот проходили у нас в области в прошлом году дни литературы. Понаехали писатели со всех концов страны...

Три дня их в центре держали, а потом пустили по районам. Звонят мне рано утром из района, говорят: «Выезжает к вам в совхоз известный писатель Бурко... Или Бурко? В общем, ударение на месте уточните! Примите на уровне!»

Я говорю: «Мы товарищу Бурко... или Бурко... очень рады, но все-таки хотелось бы знать, кто такой. Что написал? Чтоб почитать перед встречей...»

Район кричит: «Читать уже некогда! Просто прими на уровне — и все!»

Я говорю: «Не сомневайтесь! Примем! Но все-таки как народу объяснить, кто наш гость? Он вообще-то, в частности, мужчина или женщина?»

Район на другом конце трубки затих, чувствую — они тоже не в курсе, потом стали кричать: «Что за глупые вопросы, директор? Писатель к вам не жениться едет, а встретиться с читателями. Ты нам мероприятие не срывай! Ты прими его — и все!»

Ладно. Собираю я срочно актив, говорю: «Товарищи! У нас большая радость: приезжает к нам известный писатель... то ли Бурко... то ли Бурко... то ли мужчина, то ли женщина... Какие будут предложения по радушной встрече?»

Задумались. Потом встает завскладом (он у нас мужик башковитый, три ревизии поймать не смогли) и говорит: «Раз уж действительно такая радость и приезжает к нам знаменитый писатель без точной фамилии и явных половых признаков, предлагаю его встретить радостно, но неопределенно... То есть плакатами! Напишем крупно: «ПРИВЕТ БУРКО НА СОВХОЗНОЙ ЗЕМЛЕ!» или «КНИГА БУРКО — ЛУЧШИЙ ПОДАРОК!» Раз он писатель, то читать умеет и прочтет все правильно, с нужным для себя ударением!..»

Так и решили. Написали плакаты. Нарвали цветов. Вперед пустили пионеров с барабанами.

Ровно в полдень подкатывает к зданию правления черная «Волга», выходит оттуда писатель... С усами! Никаких сомнений... Пионеры застучали в барабан. Аплодисменты. Цветы. Я его беру под руку, веду к себе в кабинет и по дороге говорю: мол, огромная радость, что вы прибыли, заждались, мол... Кстати, говорю, среди ваших поклонников тут разгорелся спор: в каком месте фамилию лучше ударять? Как вас правильней: Бурко или Бурко?

Он говорит: «Правильней меня... Куренцов Николай Степанович! А что касается этого Бурко или Бурко... то он сейчас вообще в другой делегации».

Я вздрогнул, говорю: «Это, конечно, для нас... еще большая радость, что вместо какого-то Бурко вы, товарищ... к нам приехали. Но, с другой стороны, люди-то как-то... настроились... на Бурко... или Бурко... Как быть?!»

Грянул он в окно, почитал плакаты, говорит: «Вот что! Раз уж такая накладка, не будем огорчать людей!.. Пусть и дальше уж принимают меня как Бурко... или Бурко... Но, поскольку я его книг не знаю, читательскую конференцию проводить не будем. Просто я им речь скажу, пообедаем — и разъехались! У меня программа напряженная!»

Выхожу я к народу, объявляю им Бурко или Бурко, уж не помню, выходит он и произносит речь. Товарищи! — говорит, — дальнейший рост! — говорит, — ура! — говорит, — навек! — говорит!..

Умеют у нас писатели говорить, про что — сразу и непонятно, но бодрит... Народ ему аплодирует, только, конечно, немножко начинает нервничать, потому что он нас все время почему-то называет «овцеводами»...