Антология смерти - страница 24

стр.


Объективный взгляд: Никакого гоготания, зря она так. Просто осуждаю. Потому что есть вещи, которые нельзя. Нельзя, заранее понимая невозможность романа, пускаться в бессмысленный флирт. Нельзя покорять ради покорения. Нельзя самоутверждаться на несознательных. Многим можно – они ведь непреднамеренно. А ей – нельзя. Потому что всё понимает. И спрос с неё поэтому не как с других – в три счёта.

А сарказм действительно уместен: До чего ж докатилась ты, милая, что банальные ухаживания пустого, в сущности, мальчика так льстят тебе и так радуют?

– Не трогайте душу, я в моральном климаксе! – орала ты, эпатируя бывших мужей и будущих любовников. Убежденно кричала, настаивая, что это просто счастье, когда никто не нужен и никто не радует. Гордилась этой своей духовной циничностью, рассудив, что, раз чувств не осталось, то можно теперь тело раздавать, куда ни попадя, а душу, возомнив себя избранницей, всецело посвятить творчеству. Погналась за мнимой свободой, Свинтуса выжила, разогнала вокруг себя всех любящих, и проиграла. Потому что одиночество, как выяснилось, это ещё большая несвобода. Врала, значит, про моральный климакс. По теплу изголодалась и тащишься теперь от первых встречных комплиментов. Принимаешь от мира милостыню в виде его нехитрых ухаживаний и, довольная, довольствуешься этим подаянием. Стыдно!

Пальцы эффектно играют на мягкой клавиатуре. На самом деле я печатаю медленно, но умею изображать, будто делаю это сверхъестественно быстро. Получается красиво. Рисуюсь и рисую одновременно. Рукопись – святое дело. Раз собиралась сегодня до похода в редакцию закончить главу – должна закончить. Кто бы там ни встретил меня под подъездом, кто бы там ни прятал замёрзшее лицо в воротник курткообразной дублёнки и не бубнил туда: «Слышал, у вас пожар… Надо ж было посмотреть… Код подъездный не знаю, квартиру не знаю… Ну, думаю, может ведь и повезти. И повезло…», кто бы там ни звал пить кофе в свой расчудесный кабак.

Полчаса назад, окончательно признав, что сон исчез, а соседи – не исчезнут никогда, мы с Рукописью бежали. Позорно (потому что на самом деле не мешало бы присоединиться к уборке квартиры), но недалеко – в соседний подъезд к Аничкиным. По пути нас перехватил лучистый мальчик Пашенька. Тот самый, что спас меня вчера от озлоблённой электрички:

Я совсем не ожидала увидеть его возле дома. Да ещё и с этой нелепой розочкой. Да ещё и таким чудесным солнечным утром, в окружении искрящихся снежинок и траурно обряженных копотью верб. И мне стало так приятно. И все свои мысли о Пашенькной занудности я моментально позабыла. Он услышал, что был пожар. Он беспокоился. Он наблюдал за подъездом, в выжженных проталинах вокруг подъезда пытаясь рассмотреть серьёзность последствий катастрофы. Я была покорена. Интересовались мной часто, но в ответ на моё «нет» всегда сникали. А этот вот, не сник, пришёл продолжить…

Только сначала – Рукопись.

Весело пообещала попить с Пашенькой кофе, как только допишу нужную статью. Потащила его, не слишком сопротивляющегося, в гости к своим Аничкиным.

– Они чудесные люди! Живут втроем в трёхкомнатной квартире и обожают гостей. Два мужа – бывший и нынешний, и она. Не смотри на меня так, никакого детруа, никаких болезненных чувств… Ничего общего с Бриками, всё легко и весело! – зазывала я, одновременно проверяя собеседника на компетентность в судьбах интересных мне людей. Компетентности не обнаружилось, фамилия Брик, говорила ему столько же, сколько мне загадочное слово Анриал. Я немного расстроилась. О чём же я с этим мальчиком перед сном разговаривать буду? Даже на попятную пойти попыталась…

– Или, может, в другой раз встретимся? Я сегодня до работы обязательно поработать должна. Что делаю? Книжку пишу. Ах, это долгий разговор…

Пашенька всё же решил пойти со мной, подождать, пока я отработаюсь, и сопроводить в свой игровой зал, для обращения меня в gaмерскую культуру. «Свой» зал потому, что Пашенька работает в нём консультантом и организатором местных турниров.

Мы пошли к Аничкиным. Хозяева еще спали. Закутанная с головой в одеяло Анна открыла дверь, и забурчала что-то о свинстве всяк входящего.