Антология советского детектива-7. Компиляция. Книги 1-11 - страница 36

— Имя. Оно настоящее?

— Мне нет смысла лгать.

— Но вас забросили в Москву под именем Сысоева.

— Я вернул себе свое настоящее имя, когда провалилась фрейлен Мюллер. Под именем Сысоева я вербовал уголовников. Национальность свою я уже не скрывал. Поверившие в победу Германии профессиональные бандиты и воры шли ко мне очень охотно. Стоило это мне не дешево, но денег на организацию террористических и диверсионных акций абвер не жалел.

— Много ли осталось в Москве ваших сообщников?

— Я не отвечу на этот вопрос.

— Боитесь, много знают?

— Я никого и ничего не боюсь. Но предателем никогда не был. Обо всем, что касается лично меня, расскажу. Я не Зингер и хочу умереть честно.

— Неужели вы считаете честным все содеянное вами в прифронтовой Москве?

Михельс равнодушно пожал плечами. Видно, у него было совсем другое понятие о честности. Так и оказалось.

— Я воевал во вражеском тылу, как и мои соотечественники на фронте.

— Капитана Березина убили вы?

— Я спускался по лестнице вслед за ним. Примерно на расстоянии метра я выстрелил ему в спину. А чемодан его забросил в подвал, мне он был не нужен.

— Интересно все-таки, почему вы так спокойны? Ведь все записывается.

— А что мне грозит, кроме пули?

— Да, смертную казнь вы заслужили, конечно. Только памятника вам никто не поставит. Живой Зингер, приказам которого вы подчинялись, многое рассказал нам и об организации абвера, его людях. Нам, в сущности, больше допрашивать вас не нужно. Не о чем.

— Значит, приговор уже вынесен? — усмехнулся Михельс.

— Приговоры выносит суд, а в данном случае военный трибунал, — сухо пояснил Югов. — Мы только расследуем ваше дело. Оно еще не закончено, и вы не раз понадобитесь нам, когда будут разбираться дела ваших уже пойманных или еще гуляющих на свободе сообщников. Впрочем, долго это длиться не будет, и те, выдавать которых вы не хотите, с лихвой рассчитаются с вами. А теперь я думаю, что на этом можно бы и поставить точку.

С этими словами Югов встал и кивком головы показал мне на выход. С делом Михельса было покончено.

Сегодня я провожаю ушедший год и встречаю новый. До прихода гостей еще далеко, но календарь уже доживает последние часы. Время подытоживать год или искать рубеж, пересекающий жизнь. У меня этот рубеж прошел в октябре, когда Москва стала фронтом. Жизнь круто повернула со встречи с Юговым. Я стал чекистом…

Хорошо размышлять в согретой рефлектором комнате, обычно у нас в нетопленном доме температура не подымается выше пяти градусов тепла, но я с помощью электроприборов нагрел ее до девятнадцати. Стол накрывает Лейда, собрав все принесенные ей пайки. Слышу ее голос в коридоре, приветствующий Югова. Он явился на полчаса раньше одиннадцати.

— Спасибо за доброе слово, девонька, — отвечает ей Югов. — Хорошо, что мы с тобой встретились, когда никого нет в коридоре. Приходи-ка завтра ко мне в управление в первой половине дня. Надо с тобой поговорить с глазу на глаз.

— Какое-нибудь поручение, Иван Сергеевич?

— Не поручение, а предложение. Потому и секретничаю, что у нас хороший разговор получиться может.

Югов, постучавшись, входит ко мне.

— Извини за то, что раньше других пришел. Кстати, и уйду в первые же минуты нового года. Встречу его с вами и уйду на дежурство. Сменю Безрукова, который сейчас дежурит. Я весь отдел отпустил на эту ночь.

— А зачем вам Лейда в управлении понадобилась?

— Подслушивал.

— Просто слышал. Вы же ее у моих дверей приглашали.

— Хочу ее к нам взять. Скромна, находчива, не болтлива, умна… А ты против, что ли?

— Не знаю, Иван Сергеевич. Годится-то она годится. Но все наши петухи, как павлины, хвосты распустят.

— Некогда им будет. — Югов нахмурился. — Учти, что Михельс не последний шпионский ас. Вчера из Серпухова звонили, что местный патруль задержал человека, якобы вернувшегося из оккупированной зоны. Документы, вероятно, липовые. Вот и поезжай завтра в Серпухов и на месте выясни: кто есть кто…

Каким-то он будет мой первый день в новом году, на пороге второго года войны?

Мы все уже сидим за столом, мои соседи по квартире, которых чуть-чуть пугает моя новая профессия; уже пробили двенадцать раз часы на Спасской башне Кремля и хлопнула открытая бутылка шампанского, припасенная для меня бережливой матерью, и Югов, подняв бокал, сказал свой новогодний тост. Я запомнил в нем только следующее.