Антология современной азербайджанской литературы. Проза - страница 24

— Что ж мне — босому шлепать?! — старик начал сердиться.

— Ни босому, ни обутому! Ты лежать должен!

— Надо же! — Старик в изумлении всплеснул руками. — Не думал, что ты такой упрямый! Оказывается, и у нашего Хаджи зубки есть! Ну, как знаешь!.. Дочка! Чего ты там в углу ковыряешься, подойди, помоги сапоги надеть! С фельдшером, я вижу, не столковаться! Иди сюда!

Обе невестки поспешили к постели. И тут фельдшер сделал такое, во что Исфендияр никогда не поверил бы, не случись это у него на глазах. Хаджи сумрачно глянул на женщин и резким движением отстранил их:

— Не вмешивайтесь!

— Вот это да!

Кузнецу невольно пришли на ум слова Гурбана о том, что Хаджи только с виду тихоня, но следом за этими словами в памяти тотчас же начали всплывать другие его слова, которые вспоминать не хотелось. Исфендияр постарался отогнать неприятные мысли.

— Так… Значит, силой будешь держать меня в постели?

— Как же можно силой?.. Я только прошу…

— Да, силой-то у тебя и не вышло бы!.. — Старик добродушно ухмыльнулся. — Жидковат ты против меня! Ладно, ты молодец, дело свое знаешь! Спасибо, сынок, за заботу. Но только за меня ты зря опасаешься. Я мужчина прочный. Не припомню, когда болел… Случилось раз воспаление легких — думаешь, я в постели отлеживался? Пошел в кузню, помахал молотом — вся боль потом вышла!

— Воспаление легких — совсем другая болезнь. А здесь сердце, дядя Исфендияр! Оно может не выдержать… Не вставай, прошу тебя! Я схожу к Беневше, объясню ей, что ты не можешь подняться, пусть Селим…

— Что?! — Старик решительно схватился за сапог. — Думай, что говоришь! Из-за какого-то старика джигит, фронтовик, раненый человек должен терпеть беспокойство! Да за солдата сотню таких, как я, не жалко!

Исфендияру удалось наконец всунуть ногу в сапог, он повеселел, оживился.

— Семьдесят лет по земле топаю — и ничего! Ну с какой стати я буду прохлаждаться? Сердце, видишь ли, сжалось! Да пусть сжимается, мне-то что! Нет, Хаджи, парень ты хороший, и к делу своему с душой, слов нет, но тут оплошал… Не обижайся, я тебе по-свойски — насчет меня ты маху дал! Да если ты мне, старику, добра желаешь, хочешь, чтобы скорей в силу вошел, сам должен сказать: «Иди, дядя Исфендияр! Иди! Как же там без тебя?» Подумай только — ведь ни одно доброе дело без Исфендияра не обошлось: свадьба ли, другой какой праздник… А тут сосед с фронта пришел, а Исфендияр будет в четырех стенах сидеть?! И все из-за того, что ослаб малость? Эй, хозяйки, долго копаться будете? Сейчас только идти. Пока не все собрались, сядем, поговорим. Кто знает, может, у него и для нас добрая весточка припасена?

Дядя Исфендияр встал и решительно направился к двери, довольный, что удалось наконец натянуть и второй сапог.

…На этот раз, придя в себя после обморока, Исфендияр увидел не фельдшера, а темное лицо Гурбана, сплошь усеянное морщинами. Грудь болела нестерпимо, то и дело ударяло под лопатку…

— Да… Занемог, выходит, старый, а?.. И впрямь занемог? — Исфендияр не узнал своего голоса: казалось, эти слова произнес не он, а кто-то другой — так не похож был этот слабый, жалобный стон на хрипловатый бас Исфендияра.

Старик повернул голову, беспокойным взглядом обвел комнату, отыскивая внуков и невесток. Они стояли в стороне. «Председателя стесняются», — подумал Исфендияр. Он хотел поднять руку, чтобы знаком подозвать женщин, но рука оказалась непомерно тяжелой, не легче молота, которым он орудовал в кузнице. «Что ж это, — встревожился старик, — и голоса нет, и руку поднять не могу…»

— Доченьки, подойдите ко мне!

Женщины, окруженные испуганно примолкшими ребятишками, молча приблизились к постели.

— Вы уж не больно за меня беспокойтесь, — неуверенно начал старик. — Слышите, дочки… — Исфендияр с трудом перевел дух, — шума зря поднимать не нужно… Не знаете вы своего свекра — Исфендияра не так-то просто положить на лопатки! Пока ребята не вернутся, я богу душу отдавать не собираюсь!

Невестки слушали молча, смотрели в землю — рядом сидел Гурбан.

— Слышите, что говорю?

— Слышим, отец.

— Ну и ладно. А сейчас ставьте самовар — гость-то у нас какой!