Антропологический материализм Н. Г. Чернышевского, как философская основа русского коммунизма - страница 14

Открытие Чернышевского о тесной связи искусства с жизнью пустило глубокие корни в русском искусстве и, прежде всего, русской литературе, дав толчок развитию в ней направления, вскоре получившего название «критического реализма». Чернышевский, придавал данному литературному направлению большое значение, поэтом отсюда, и, то большое внимание, какое он уделял рассказам и очеркам из народной жизни писателя. Глеба Успенского, в которых, тот без прикрас изобразил теневые стороны жизни народа: ограниченность его самосознания, неспособность отстаивать самые простые насущные интересы.

Вместе с тем Чернышевского, до конца не удовлетворял критический реализм русской литературы, поскольку, по его мнению — революционер, не может ограничиться отрицанием, пусть даже и непримиримых устоев существующего строя, а должен наметить так же и программу созидания нового.

Вот, поэтому в своем собственном художественном творчестве он предпринял попытку вывести литературу от вопросов к ответам. Разумеется, что для самого Чернышевского вопрос о заглавии его романа «Что делать?» был сугубо является риторическим. Он, был убежден и убеждал читателей своих произведений среди которых помимо широко известного романа «Что делать?», был так же и малоизвестны широкой публике роман «Пролог», в том, что только социалистическая революция приведет к гармонии «человеческой натуры» и внешних обстоятельств, сделав тем самым человеческую жизнь по настоящему прекрасной.

1. Чернышевский Н.Г. Сочинения: В двух томах. — Т. 1. — С. 72.

2. Там же. — Т. 1. — С. 73–74.

3. Там же. — Т. 1. — С. 75.

4. Там же. — Т. 1. — С. 76.

5. Там же. — Т. 1. — С. 77–78.

6. Там же. — Т. 1. — С. 160.

Будучи реалистом, Чернышевский видел, что путь к намеченной цели: победы социалистической революции, построения нового общества на истинно человеческих началах, необычайно долог и труден. Об этом он неоднократно предупреждал своих последователей, и читателей, о чём сообщала им в частности такая его известная фраза о том, что: «Исторический путь — не тротуар Невского проспекта».

Для того, чтобы пойти по этому пути и повести за собой массы, революционер должен обладать особой нравственной силой — силой противостоящей официальной морали и превосходящей её. В качестве такой моральной силы Чернышевский выдвинул свою знаменитую «Теорию Разумного эгоизма», которая стала формой выражения его собственной революционной морали.

По мысли Чернышевского человек, который исходит в своих действиях не из абстрактных и чуждых ему идей, а руководствуется собственными интересами — это и есть «эгоист», в полном научном смысле этого слов: «При внимательном исследовании побуждений, руководящих людьми, оказывается, что все дела, хорошие и дурные, благородные и низкие, геройские и малодушные происходят во всех людях из одного источника: человек поступает так, как приятнее ему поступать, руководится расчетом, велящим отказываться от меньшей выгоды для получения большей выгоды. Конечно этою одинаковостью причины, из которой происходят дурные и хорошие дела, вовсе не уменьшается разница между ними». 1

Свою мораль, свой разумный эгоизм Чернышевский решительно противопоставлял буржуазно-мещанскому эгоизму. По этому поводу А. В. Луначарский писал следующее: «Чернышевский рассуждает приблизительно так: новый человек, революционный демократ и социалист, разумный человек, совершенно свободен. Он не признает над собой никакого бога, никакого долга. Поступает он исключительно из эгоистических соображений, то есть он сам себе верховный трибунал. Если он пойдет на величайший риск и даже разрушение своей жизни ради будущего своего народа, то он все-таки поступит при этом как эгоист, то есть скажет себе: «Я поступаю так, потому этого требует лучшее во мне: если бы я поступил иначе, то это лучшее во мне было бы оскорблено, болело бы, грызло бы меня, я не чувствовал бы себя достойным себя самого. Зато я не требую никакой благодарности по отношению к себе, не корчу из себя святого подвижника или героя. Я сделал это потому, что всякий другой поступок причинил бы мне страдания, а этот причиняет мне радость — даже если разрушает мне жизнь»».