Апельсинчики, витаминчики… - страница 4

На втором курсе «Щуки» мы, почти всем курсом, начали сниматься в кино. Первым массовым фильмом был фильм — «Увольнительная на берег». В главной роли снимался Лева Прыгунов. Он был уже выпускником Ленинградского театрального института, а мы — второкурсники-шабашники. И вообще, кино сильно подкармливало студентов. Помню весь наш курс снимался в фильме «Девять дней одного года». Меня не взяли, сказав, что на физика я не тяну. В институте я никак долго не мог определить свое амплуа. Меня все тянуло на героев, но играть их я почему-то стеснялся или, как говорят профессиональным языком — зажимался. И в поисках этих героев, совсем обнаглев, играл даже графа Альмавиву из «Женитьбы Фигаро». Играл в состоянии, приближенном к обморочному. Замахивался также на Печорина, но Бог уберег! А в Щукинском училище была такая традиция — играть самостоятельные отрывки, т. е. то, что тебе нравится, и я, отчаявшись искать своего героя, написал сам себе собирательный образ сельского парня. Отрывок назывался «Коммуна». Это был рассказ о деревенском парне Феде, который далеко не герой, но и далеко не дурак. И попал! С этого Феди началось мое становление актера. Мы с моим партнером по этой работе, Виталием Красновым, ныне артистом театра имени Гоголя, объездили сотни концертных площадок в Москве и других городах. И мне кажется — это самое главное для будущего актера — найти себя, свое амплуа, еще в театральном училище для того, чтобы придти в театр уже крепким артистом, знающим свои возможности. Конечно бытует мнение, что хороший артист должен быть синтетическим артистом, т. е. уметь играть все, но это только в идеале. Ведь не зря в русском дореволюционном театре существовали точные определения амплуа актеров — герой-любовник, простак, комик, а сейчас это как-то забыли, а зря!

После окончания института именно по этим качествам берут в театр. Я, помню, «показывался» — это наше профессиональное слово, сразу в несколько театров: в театр Маяковского, Пушкинский театр и театр Советской армии. И всюду меня брали, но я пошел в театр Маяковского. Больно мне там нравился и репертуар, и место, где он находится — посредине улицы Герцена. Помню, что автобус № 6 ходил от моего дома, с Софийской набережной, аж до самого театра.

Дипломный спектакль в «Щуке» ставил В. А. Этуш, нынешний ректор училища. А в те годы ректором был Б. Е. Захава, потрясающий человек, педагог и, вообще, огромная личность. Человек большого авторитета. Потрясающе читал лекции о театре. Его все боготворили и я в том числе по сей день.

На последнем курсе я попал в первый свой фильм — «Председатель», который снимал Алексей Салтыков. Там у меня была небольшая роль сына кузнеца — Миши Костырева. Снимали мы под Серпуховым целый год. Тогда фильмы снимались долго и хорошо. И когда сегодня фильм «Председатель» показывают по телевизору, я всегда вспоминаю эту работу в кино.

В щукинском училище находилась также оперная студия при московской консерватории. В ней учились петь такие же студенты как и мы, только с вокального факультета. Интересно то, что они были все постарше нас, потому что, говорят, вроде, в молодом возрасте голос не устанавливается. Каждый год шли четыре оперы: «Евгений Онегин», «Севильский цирюльник», «Царская невеста» и «Снегурочка». Мы частенько заходили в зал посидеть-послушать. Через два года я знал все партии наизусть, и женские, и мужские. Особенно мне нравился «Севильский цирюльник». Партию Фигаро исполнял тогда известный в дальнейшем певец Большого театра — Евгений Кибкало. Мне кажется, это было хорошей творческой подпиткой для нас — будущих артистов.

Веселое.

Рядом со «Щукой» на Арбате находилась шашлычная. Это было любимое место нашего отдыха. Вся стипендия оставалась в этой шашлычной. Поэтому её называли «Пылесос».

Грустное.

В щукинском училище есть традиция. Каждые десять лет, в день юбилея училища, собираются выпускники, окончившие его 10, 20, 30 лет назад. Наш курс собирается тоже, но народу все меньше.

После окончания «Щуки» я поступил в академический театр имени В. Маяковского. Хотя нет, вру, «академический» ему присвоили при мне. Помню торжественную церемонию присвоения звания театру лично министром культуры тех дней — Е. Фурцевой. По моим сегодняшним понятиям у нее тогда был вид современной новорусской дамы. Для меня, и я думаю для всей труппы театра, это было сверхторжественное и сверхрадостное событие. А руководил в то время великий, правда, уже уходящий, Николай Охлопков. В театре был огромный культ личности Охлопкова, но не бессмысленный и подхалимный, а уважительный, непререкаемый и заслуженный.