Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста - страница 25

Кладбище зимой. 1898. Худ. Мария Якунчикова-Вебер

Новый год для человека, с детства привыкшего размышлять, – праздник и радости, и грусти. Те из нас, кто чуток к искусству, согласятся, что трогает в настоящем произведении искусства именно это – какая-то неразложимая смесь трагического и комического, смеха и слез. В новогодний праздник мы шумим и радуемся, но в глубине сердца своего мы еще и грустим. Жизнь приносит нам не только приобретения, но и утраты. Время слишком быстро летит, уж очень оно несется неудержимо. Совсем недавно человечество с благодарной торжественностью и восторгом встречало миллениум – двухтысячелетие Рождества Христова, и вот столько лет прошло – стремительно и незаметно, мы и не успели уследить – как все быстро пронеслось, как много хороших и интересных людей, друзей, близких мы потеряли. А сколько появилось новых! Дети, родившиеся в двухтысячном году, уже подростки, определяющие свой путь в жизни. И как грустно нам прощаться с друзьями! И ничего не вернешь назад! Да и надо ли? И вместе с тем Новый год – праздник надежды. Где-то в своей последней глубине мы знаем, чувствуем, верим, что все, в конце концов, будет хорошо. Такая детская надежда сверх всякой надежды. Ведь мы – дети Божии. А потому так неожиданно и обнадеживающе звучат слова Евангелия на новогоднем молебне: «Пустите детей приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Божие». И ведь это о нас с вами. Мы – дети Божии, и что бы с нами ни случилось, Господь не отступит от нас ни на шаг. Он так глубоко и надежно вошел в этот мир в своем Воплощении, весь мир, все биографии и трагедии срослись с Ним! Вся боль мира и вся радость его – это боль и радость Бога.

Русские женщины XVII столетия в церкви. 1899. Худ. Андрей Рябушкин

Подумаем в этот день и помолимся о тех, кому сегодня совсем не весело. Помолимся о бедных, брошенных детях, которых никто не поздравит и не обнимет в этот день, о тех, кто сегодня, как и в другие дни, просто воет от одиночества. Боже! Сколько боли, слез и страдания в этом несчастном мире! И что же нам у Тебя просить, Господи? Ведь Ты и так стоишь рядом со всеми обездоленными, больными и одинокими. Но мы будем просить Тебя размягчить людские сердца, окаменевшие, испуганные, скованные, изъеденные недоверием и подозрительностью. Ведь мы – добрые, на самом деле это правда, это так, мы – добрые и хорошие люди. Мы – добрые, но жизнь, наша сложная жизнь и малодушие сковали наши сердца, и мы не умеем делиться добротой и теплом, мы разучились доверять, мы стесняемся быть нежными и отзывчивыми. Господи, исправь наши сердца!

И все же, сколько ни грустен этот праздник, не только всю боль мира Господь вбирает в Себя, не только страдания отзываются в Нем, но и наша радость. Он сказал: «Пустите детей приходить ко Мне». Мы – Его дети. У нас мало что получается, и мы часто не оправдываем Его надежд, но и таких Он нас зовет, ждет и принимает. Наши радости радуются в Нем. Поэтому, если есть у вас в кармане хлопушка – взорвите ее, если лежит под подушкой карамелька – слопайте ее, потому что каждое наше детское утешение, каждая наша добрая улыбка радуют Бога, становятся Его улыбкой и радостью.

Если у вас проблемы со зрением, вам следует смотреть на зеленое. Зеленый цвет – лекарство для глаз. Так полагали древние эллины, и вы легко в этом убедитесь, если заглянете в «Шестоднев» свт. Василия Великого или «Размышления» Марка Аврелия. Зеленый – врачевство для очей. Есть в церковном календаре праздники «насквозь» зеленые, когда священнику полагается служить в зеленом облачении, храм «одевать» в зеленые одежды, а на Троицу вся церковь в травах, букетах и березовых ветках – праздник зелени, торжество Подателя Жизни! Для нас эта зелень – милая сердцу традиция и «сладость церковная», но можем ли мы предположить, что в те далекие времена, когда собиралась символическая палитра богослужения, мудрые отцы выбрали цветом праздника зеленый, чтобы не просто порадовать, утешить, но и – предостеречь, напомнить о срочной необходимости врачевания для нашего духовного зрения? Вот и в Апокалипсисе ангелу Лаодикийской церкви, который стал ни холоден, ни горяч и сердце которого сразила теплохладность, дается таинственная заповедь: «глазной мазью помажь глаза твои, чтобы видеть» (Откр. 3:18).