Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста - страница 45

Знатокам монашеской литературы хорошо известно наставление из чудесной книги прп. Иоанна Кассиана Римлянина: «Бегай женщин и епископов». Это совет старца молодому иноку, классическое монашеское наставление, и, хотя мы прекрасно понимаем, почему же подвижнику следует избегать женщин, с епископами как-то не все ясно. Почему епископы опасны для монахов? Ведь епископ тоже монах, чем же он может навредить своему несановитому собрату? Когда прп. Кассиан записывал это наставление, монашество только зарождалось, и число монахов в епископском сане было ничтожно малым, служение архиерейское в те далекие времена никак не было связано с монашеской жизнью. И все же иноки старались не попадаться на глаза архиереям. Почему? Ответ прост: избегали рукоположения. Многоопытный, мудрый подвижник был самой подходящей кандидатурой для священнического и епископского служения, но для самого инока такое рукоположение часто предполагало выпадение из жизни своей монашеской общины. Ведь православный монастырь – это не просто общество квалифицированных специалистов в области аскезы, это, прежде всего, единая евхаристическая община, семья, а любые вторжения извне в жизнь семьи, как известно, всегда трагичны.

В современных русских мужских монастырях утвердилась практика, весьма недавняя, можно сказать, модернистская, тотального рукоположения всех монахов в священный сан. Почему эта стратегия прижилась и воспринимается нынче как единственно верная? Потому что наши монастыри воспринимаются церковной властью и верующими не как отдельные семьи или общины подвижников, а просто как крупные приходские центры с тем лишь отличием от обычных приходов, что служение пастырское несут в нем священники, давшие обеты. За очень редким исключением, каждый русский монастырь является либо приходом, либо охраняет и «обслуживает» какую-нибудь святыню, либо обеспечивает работу епархиального управления или архиерейского дома. Кстати, в этом нет ничего плохого. Монашество может быть разным. Но все эти вариации не есть норма жизни православного монастыря.

Смысл существования монашеской общины вовсе не сводится к обереганию святынь или сохранению уставного богослужения. Цель жизни монастыря – созидание монашеской евхаристической общины. Цель монастыря в нем самом. Это можно сравнить с проблематикой семьи. В чем цель семейной жизни? Рождение и воспитание детей? Нет. Это лишь одна из задач, причем не перед каждой семьей стоящая. Есть ведь семьи и бездетные. Цель семьи в ней самой, поскольку, как сказал Автор этого мира: «нехорошо быть человеку одному». Вот и монахи тоже не одиночки. Даже древние отшельники принадлежали к определенным монашеским семьям, потому что для христианина принципиально важно быть братом и сестрой, а значит, находиться в тесном родстве со своей христианской общиной, не просто с церковью вообще, а с конкретной общиной, которая собирается и растет вокруг Чаши Евхаристии.

Тихая обитель. 1890. Худ. Исаак Левитан

Допустим, вы поняли меня правильно и согласились с этими, как мне кажется, совершенно очевидными положениями. Но вы вправе вопросить: а что же тут такого важного, в чем проблема? Монастыри возрождаются? Безусловно. Жизнь меняется к лучшему? Несомненно. Так что же вам, монахам, мешает спасаться? Монастырей для вас понастроили, мощей навезли, иконы вернули – возрождайте жизнь монашескую, созидайте твердыни духа и крепости веры. Что сегодня мешает созидать монашескую жизнь? Вот вопрос, на котором очень удобно спекулировать и строить псевдоблагочестивую риторику. Действительно: смиряйся, отсекай помыслы, регулярно исповедуйся, причащайся, пей святую воду и спасешься. Если речь идет о личном благочестии, о личном спасении, всё это верно, и любые скорби и стеснения нам тут лучшие учителя и помощники. Но если мы всерьез примем идею монастыря как евхаристической общины, именно общины, семьи, а не собрания одиночек-атомов, то тут встают серьезные вопросы и проступают многолетние проблемы.

Скажу о вещах совсем простых. Умное делание, беспрекословное послушание и иные аскетические практики – это очень высоко. Это плод уже зрелой монашеской культуры, и вырастает он лишь там, где несколько поколений монахов приготовили для него почву. О чем я тут говорю? Монастырь – это очень хрупкий организм, самый уязвимый из церковных организмов. Чтобы жизнь, – а я имею в виду именно общинную жизнь, – так вот, чтобы эта жизнь в обителях наладилась, требуются самые простые, даже естественно-материальные условия. Не удивляйтесь, монахи тоже люди, и хотя им нужно чуть меньше, чем мирянам, но, как и мирские братья, они нуждаются в одежде, питании, медицинской помощи и, самое главное, в стабильности. От кого зависит жизнь обители в наше время? От правящего архиерея той епархии, в которой находится монастырь. Большинство наших монастырей управляются не игуменами и игуменьями, а епархиальными архиереями. У настоятелей и наместников, безусловно, есть власть, но «контрольный пакет акций» у епископа. А что же тут плохого? Ничего, если вы имеете дело с монахолюбивым владыкой или просто хорошо воспитанным и деликатным человеком. Но мы с вами живем в эпоху жутчайшего кадрового кризиса: никто не учит молодых людей быть руководителями, не ставится вопрос воспитания элиты, а руководители нужны, и не секрет, что в епископы иногда попадают люди, плохо образованные и дурно воспитанные. Нет, нет, не подумайте, что я бунтую или сею антиархиерейские настроения. Очевидный факт: епископы тоже люди, и каких мы себе начальников вырастили и воспитали, таких и получаем. Они ведь не с другой планеты приходят, а хиротония, как известно, от невежества и самодурства не спасает. Кроме того, человека даже очень хорошего способна развратить неограниченная власть и абсолютная безнаказанность. Современная каноническая ситуация нашей Церкви такова, и здесь меня поддержат многие, что именно эти вышеназванные соблазны сводят с ума неутвержденные души.