Апогей - страница 4

— Бенедиктинское аббатство в Мельке. — Поправил меня мужчина.

— Далеко. Вы неплохо владеете местным языком. — Пробормотала я, просто чтобы не показаться грубиянкой. Хотя в пекло это, я и так перешла границу.

— Я знаю много языков. Родной немецкий не единственный. — Ответили мне.

Он явно старался выглядеть вежливым. И тихим, и скромным, и смиренным. И все же что-то фальшивое было в его поведении. Не то чтобы он был плохим актером, или допускал явные ошибки, но привычки — их, как говорится, не пропьешь. И бред это все… ну, про знание иностранных языков до такой степени, что не разоблачает даже акцент.

Думаю, он понял, что я о нем думаю, когда я отвернулась, явно показывая, что наш короткий разговор подошел к концу. Все же дураком он не выглядел, хотя и делал дураками всех нас.

— Ну… так что, вы говорите, брат Лукас, ваш настоятель думает об исихазме? — Попытался выровнять яму неловкости, оставленную нашей беседой, отец.

Философское бла-бла-бла увлекло их в достаточной степени, чтобы уже через пять минут никто не вспоминал мою недавнюю выходку. Я же, так и не притронувшись к еде, вышла из-за стола под шумок, оставляя родственников наедине с их новой религией.

Я ушла в соседнюю комнату и, не позаботившись о свете, села в старое кресло-качалку. Дома было холодно и темно из-за непрекращающегося дождя и подступающего вечера. О приближающейся зиме думать совсем не хотелось, хотя она и напоминала о себе стуком капель и свистом ветра в щелях, в камине. За стеной по-прежнему шел разговор, который мне был отлично слышен.

Кажется, Джерри хвастался своими школьными успехами. Монах в свою очередь поинтересовался, все ли дети получают образование здесь. Отец поспешил ответить, что мы — исключение, потому что являемся его чадами. Другие же приводят своих отпрысков в приходскую школу, только если видят в этом прок.

В разговор вступила Аги. Неловко посмеиваясь, она сказала, что, например, ее мама считает, что девушка не должна забивать себе голову лишними знаниями. Что это лишь создает хаос, смешивая мужские и женские роли. Что именно это когда-то и привело к Апогею. Отец согласился, сказав, что, пожалуй, в этом есть резон: люди все свое существование стремятся к запретному, к знанию, к этому дьявольскому плоду с Древа, за что и платят. И что нам не стоит гневить Бога лишний раз, а мне он дал образование просто потому, что ему нужен был помощник. Что пока Джерри был еще совсем мальчишкой, ему самому приходилось нести на себе бремя содержания церкви, а это довольно тяжелый крест. И что теперь, когда его сынок подрос, самое время мне начать жизнь, которую уготовил Господь женщине. Именно поэтому он выдает меня замуж за этого прекрасного юношу. Брат Лукас что-то сказал про то, что полностью разделяет чаянья отца. Хотя, что он еще мог сказать?

Покачиваясь в кресле, я одним ухом слушала разговоры гостей, а другим — рыдания осени. Совсем скоро я поняла, что эту комнату наряду с темнотой заполняет какая-то тягучая лень.

Возможно, я даже задремала, а очнулась от того, что мачеха крикнула во все горло о том, что чай уже готов. Поежившись, я подтянулась в кресле, с которого уже успела практически сползти. Теперь мне было жутко неуютно, потому что я замерзла и, кажется, плетеная спинка кресла оставила на щеке яркий отпечаток. А еще…

Я резко обернулась к дверному проему, безошибочно угадывая причину неприятного волнения.

— Простите, если напугал. — Судя по голосу, монах виновато улыбался. Он вообще много улыбался, даже если причин не было. Возможно, парень считал, что монахи все такие — постоянно улыбаются и часто извиняются.

— Не напугали. — Солгала я, но ему незачем знать неприглядную правду. Он меня пугал постоянно, даже если не стоял в темноте за спиной.

— Ваша матушка, кажется, зовет к столу.

Кажется? По-моему, громкость ее голоса не оставила и малейшего сомнения.

Решая предать разговору хоть немного смысла, я пробормотала:

— Она мне не мать. Марта просто следит за домом и братом, а отец ее содержит. У них сложился такой договор, после смерти моей матери. — Я зевнула, словно хотела показать, что все это меня совершенно не трогает.