Апокалипсис every day - страница 29

— Это есть — хорошо! — сказал Фридрих, широко разведя руки и потрясая ими.

Вася, приоткрыв рот, только головой крутил, глядя на него.

— Ну, Фриц, Арминий твою мать, и здоров же ты пить!

— И есть! — рявкнул Фридрих и сыто рыгнул. — Хорошее мясо!

— Ещё бы, — хмыкнул Вася. — Свежачок, в натуре.

— Кто есть свежа-чок? — благодушно спросил Фридрих, снова отрыгивая.

— А пошли, покажу!

И они пошли смотреть.

Свежачок санитара оказался трупом молодой женщины.

Фридрих, тупо покачиваясь взад и вперёд, смотрел, как Вася поворачивает на перевозимой каталке обнажённое тело, показывая на щели разрезов.

— Главное, чтобы туша соответствовала стандартам, — говорил Вася, ковыряя в ухе.

— А-э-э? — отвечал Фридрих, пытаясь разобраться со своими ощущениями.

— Я говорю, чтобы молоденькая была, здоровая. Не блядь какая, с триппером.

— И-и-э-э-х! — рвалось из горла немца.

— Не, не заметят! Зашью, приодену, ничё. В первый раз что ли!

Фридрих, сфокусировав внимание на лице сотрапезника, икнул.

— Я теперь есть — людоед?

— А как же! — жизнерадостно ответил Вася. — Прямо как в кино. Правда, здорово?

Из груди Фридриха вырвалось неразборчивое рычание.

— Я знал, что тебе понравится, — говорил Вася, приобняв гостя за плечи и провожая его к выходу из морга.

— Вона, эти, как их, самураи! Рубанут шашкой напополам, и давай жрать печёнку!

— Мы есть самураи? — наивно спрашивал Фридрих.

— Не-а! — гордо отвечал Вася. — Они сырое жрут, а мы — жареное!

— Жареное — лучше?

— Спрашиваешь! — отвечал Вася и раскатисто хохотал.

Оставив Васю мочиться на стену морга, Фридрих, опираясь на ту же стену обеими руками по очереди, направился дальше. Безумие хмеля наложилось на осознание факта каннибализма. Возносимое парами выпитого спиртного, порождало в мозгу неясные желания. Так, например, ни с того, ни с сего Фридриху внезапно захотелось немедленно остановиться, поднять голову и завыть, как американский оборотень в Париже. Что он и сделал.

Звёздное небо, услышав раскатистый вой, недоумённо замерло. И ответило леденящим душу, протяжным, как зубная боль, скрипом.

Фридрих, поматывая головой, сквозь сливающиеся и разбегающиеся картины окружающего вдруг увидел, что он стоит прямо под той самой странной конструкцией на крыше. И с неё, издавая тот самый скрип, опускается верёвка, на конце которой раскачивается гигантское ведро. Фридрих недоумённо проводил глазами ведро, мягко опустившееся дном на траву у стены морга прямо перед его ногами, и снова поднял лицо на звук голоса, громыхающего словами, как грозовая туча молниями:

— ОНО — КЛАДЁТ — ШАМПУНЬ — ОБРАТНО!

Фридрих откачнулся назад, взмахнул руками для равновесия, и, подаваясь вперёд, нагнулся, раскинул руки и «выкрикнул съеденное», пользуясь запавшим в память термином, прямо в подставленное ведро. Вытаращив глаза и согнувшись, как поперечина виселицы дядюшки Линча, Фридрих самозабвенно кричал съеденным и выпитым. Непрожёванные куски мяса вперемешку с красными ленточками помидоров лились струёй из брандспойта. Создавая на земле полную картину поля битвы, усыпанного трупами лилипутов…

Открыв глаза, Фридрих понял, что голова его просто раскалывается на части. Но этого мало, — он не знал, где он находится. Пока было только ясно, что лежит на твёрдой и ровной поверхности, а где-то рядом разговаривают по-русски несколько человек. Пребывая в полу сомнамбулическом состоянии, немец сел, выпрямившись по пояс, и повернул голову по сторонам, пытаясь определить, где он.

В морге. Внутри. На одном из оцинкованных столов для трупов. Поверх аккуратно постеленной газетки бесплатных рекламных объявлений. Шум голосов производили несколько молодых людей в белых халатах, укладывающие на рядом находящие столы свежие, порой даже кровоточащие трупы с явными следами насильственной смерти. Судя по оторванным конечностям, разорванным грудным клеткам и сплющенным головам, где-то произошло нечто вроде крушения поезда или падения в пропасть автобуса.

Трупов было много. Наконец, каталка с очередным остановилась прямо у стола, на котором ночевал Фридрих. Один из разгружающих махнул рукой, слезай, мол, со стола. Немец автоматически слез. Посмотрел, как на не остывшее ещё место укладывают синее от татуировок тело мужчины без рубашки и почти без головы.