Апокалипсис - страница 11
Напарник вздохнул. Глянул мне в глаза. Потом спросил:
— Тебя не переубедить?
— Нет, Кай. Извини.
— Тогда я возьму на себя подготовку твоего снаряжения, — сказал он, — если ты не против.
— Спасибо, — кивнула Катя, — это очень поможет. У нас мало людей с нужным допуском.
— Сколько у меня есть времени? — спросил я.
— Часов двенадцать, Гриша, — ответила Катя, — мы вынуждены действовать очень быстро. Я буду помогать Каю.
— Ясно, — кивнул я, — все тюрвинги там, где я думаю?
— Да, Гриша, — кивнула Катя, — после того, как вы приземлились, они не покидали хранилища. Какой тебе нужен? И для чего?
— Перемещения, конечно, — я пожал плечами, — мне надо кое-кого навестить. Я повёл себя по-свински, ограничившись телефонным разговором. Надо это исправить.
— У тебя были обстоятельства некоторые… — заметила Катя.
— Обстоятельства всегда есть, — ответил я, — но надо уметь оставаться людьми.
7
Вот уж никогда бы не подумал, что не способен полностью контролировать внешнее проявление своих чувств. Но всё когда-то бывает впервые.
Когда я увидел, как мама выходит из симпатичной виллы, на самом берегу моря, возле Олимпийского парка, во мне словно кто-то обрезал тугую струну, удерживавшую меня всё это время.
Я еле устоял на ногах. На глаза навернулись слёзы, которые я сдерживал из последних сил.
Мама сначала улыбнулась, потом озабоченно нахмурилась и подбежала ко мне. Мы обнялись без слов. И только спустя минуту она спросила:
— Сынок, что случилось?
В тот момент я не смог ответить.
Мы сидели вечером, на балконе виллы и смотрели на набережную. Народу было много; эпидемия отступила, люди как будто пытались наверстать упущенные возможности общения. Пахло едой и морем.
— …поначалу я, конечно, был против, — говорил папа, — ну сам подумай: к чему нам эта показная роскошь? Мы что, олигархи какие-то?
— А потом мы вошли во вкус, — засмеялась мама; папа улыбнулся в ответ.
— Да, есть такое дело, — согласился папа, — к комфорту быстро привыкаешь. А мы уже не в том возрасте, чтобы игнорировать возможности, которые посылает жизнь.
— Так что у тебя случилось, Гриша? — спросила мама, разливая по бокалам какое-то вино; в свете заката оно было ярко-рубиновым, и красиво стекало по стенкам бокала, — когда ты пришёл, у тебя был такой вид, как будто мы не виделись сто лет.
Я подумал пару секунд, глядя в маме глаза. А ведь врать или увиливать теперь нет никакой потребности. Я волне могу рассказать родителям о том, что на самом деле со мной происходило. Более того — нет ни одной причины, почему бы мне не сделать этого прямо сейчас.
Я улыбнулся маме. Потом сказал:
— Только не думайте будто я сошёл с ума, хорошо? У меня с собой доказательство, что все мои слова — правда. И я вам его обязательно покажу.
Папа с мамой немного растерянно переглянулись. Потом мама кивнула. И я начал рассказ.
Поужинав, мы спустились вниз, к бассейну. Папа заметно нервничал, у него тряслись руки. Мама тихо плакала. Как я и думал, родители мне поверили сразу. Я, конечно, всё равно продемонстрировал им, как работает тюрвинг. Возможно, даже чересчур наглядно: я показал папе, как выглядит Сочи с высоты птичьего полёта в свободном падении. Конечно же, я знал, что у него совершенно здоровое сердце, иначе не решился был.
— Ну же, ребят, чего вы молчите, а? — беспокоился я.
Мама всхлипнула.
— Садись, сын, — отец указал на один из шезлонгов, — дай нам прийти в себя.
Мало-помалу слёзы прекратились. Мама вытерла откуда-то взявшимся в её руках платком. Вздохнула. Потом сказала:
— Ты мог хотя бы предупредить…
— Не мог, мам, — ответил я, — объяснял уже, как виделась мне ситуация в тот момент.
— Мне неприятно думать, что между нами появились тайны, сын, — вздохнул отец, но потом добавил: — однако считаю, что в той ситуации ты поступил правильно. Должно быть понятие тайны. И нечего лишний раз мать волновать.
— Коля! — возмутилась мама.
— Что — Коля? Скоро шестьдесят лет, как Коля. Прав сын. Не было у него выбора.
— Я чуяла, да, — мама покачала головой, — мне сны разные снились…
— Мама, — я подошёл к ней, взял в руки прохладные ладони, — я здесь. Я живой. Это всё уже позади.