Апокриф - страница 16

Человек, хорошо знавший Вагеру, поверить во все это не мог. Поэтому Варбоди позвонил Ламексу, которого знал как правую руку Вагеры во всех делах, связанных с «Апперкотом», и с которым иногда сам по-приятельски болтал на малозначительные темы.

Ламекс рассказал все, что видел лично и в чем лично участвовал. Он не сомневался, что Вагеру застрелили «эти паршивцы патриломы… партимолы, или как их там». «Каждый второй ублюдок, – Ламекса буквально трясло от злости, – таскает при себе кастет или нож, а каждый четвертый – пистолет… Защитники устоев… мать их… Мэр, сволочь, рядится главным патриотом, а сам просто за свое место трясется… Потакает подонкам этим… Полицай-президент тоже хорош гусь, мафию ищет неизвестно где… Я только что из его поганой лавочки. Они туда пока что всех наших, из «Апперкота, таскают, но скоро и до вас, господин инженер, доберутся. По всему видно, хотят компру на Лечо накопать, чтобы у версии своей идиотской про «руку мафии» штаны поддержать, а этих – которые стреляли – отмазать…»

После этого разговора Варбоди понял, что по-настоящему боится. Прежде всего за своих близких, ну и за себя, конечно. И принял все меры, чтобы, в полном соответствии со своими жизненными установками, отойти в сторону.

Уже вечером того же дня он посадил совершенно подавленную событиями жену и растерянных детей на поезд, который увез их в небольшой провинциальный город Инзо, стоявший среди лесов национального кантона Версен, где почтенно вдовствовала мать госпожи Варбоди – мадам Моложик.

На следующий день, утром, он оформил у нотариуса доверенность на управление всем имуществом, которое имел в Кривой Горе, и передал ее надежному стряпчему. Затем встретился с Ламексом.

Ламекс сказал, что никакой помощи, связанной с похоронами Вегеры, Варбоди оказать ему не сможет. И вообще, где и когда состоятся эти похороны пока не известно. Ему, Ламексу, тело, понятно, не выдадут. Из родственников у Вагеры только брат, живущий в столице. Он извещен телеграммой и уже созвонился с Ламексом по телефону. Прилетит, скорее всего, завтра утром с первым авиарейсом. Где будет хоронить брата еще не знает, но точно не в Кривой Горе. «Боится осложнений и, вообще, – боится. Так что предстоит нашему Лечо последнее путешествие в цинковом ящике в неизвестном направлении. А пока будет лежать в холодильнике. Я так понял, господин инженер, вы уезжаете? Правильно, не задерживайтесь, никакого смысла. Не хватало еще, чтобы с вами что-нибудь случилось. Свора эта кровь почувствовала, в раж вошла. Не отстанут. Тут два выхода – либо ложится под них, либо дай Бог ноги… Авось, не догонят… Я тоже уеду. Вот только кое-какие дела наследнику Вагеры сдам и уеду… Да, господин Варбоди, может быть, на всякий случай адрес оставите какой-нибудь? Ну, мало ли что…»

Выйдя от Ламекса, Варбоди сел в свою автомашину, загруженную лишь самыми необходимыми вещами, которые могли понадобится ему и его семье на новом месте, захлопнул дверцу и двинулся в направлении Северо-Восточного шоссе, мечтая только о том, как бы поскорее выехать из города.

Проехав километров триста пятьдесят по пролегавшему в степи малозагруженному шоссе с редкими ответвлениями до лежащих где-то на пределе видимости мелких городков и поселков, не тревожимый в течение нескольких часов никем и ничем, уже не известный в этой местности никому, Варбоди, наконец, почувствовал, что к нему возвращается душевное равновесие и, первый раз за последние несколько недель, хорошее настроение. Он с удовольствием ощущал разогретый, почти без запахов, воздух летней степи, шумной пульсацией вламывавшийся в приоткрытое окно автомашины, и думал о том, что во всем можно найти свои положительные стороны; что вот теперь он может позволить себе хорошенько отдохнуть и от въедливой и утомляющей ежедневной рабочей текучки, и от этой чертовой, как видно, никому не нужной научной работы; что он, как только приедет на новое место, даже не будет пока искать работу (благо, приличный запас денег на банковских счетах есть), а возьмет жену с детьми и повезет их вот так, сам, в Приморские кантоны, где зеленые крутобокие горы моют свои подошвы в прозрачной и теплой соленой воде; что все когда-то встает на место; что периоды буйного социального помешательства тоже имеют свой конец; что, если все это слишком уж затянется, можно уехать из страны в такое место, где уже перебесились, и новый приступ ожидается не скоро…