Апории теории тоталитаризма
- « Предыдущая стр.
- Следующая стр. »
Карл Граф Баллестрем
Апории теории тоталитаризма
В настоящее время предпринимается ряд попыток основательней и шире понять то, что с середины 80-х годов происходит в Центральной и Восточной Европе. Что это были за системы власти, которые, несмотря на их известные трудности, казались бесконечно сильными[1], безусловно стабильными и вдруг рассыпались мгновенно, как карточные домики? И что нам ждать от стран и народов, которые теперь, выйдя из исторического тупика, хотят присоединиться к западному гражданскому обществу? Это очень трудные вопросы, несмотря на обилие разнообразной, хотя, правда, и плохо отфильтрованной, ежедневной информации.
Одно из направлений ответа на эти вопросы я вижу в том, чтобы рассмотреть теоретические концепции, выработанные в свое время на Западе для понимания природы управляемых коммунистами государств, под совершенно определенным углом зрения, а именно: как в них решался вопрос о конце, крахе соответствующих государств и их шансах на будущее. Я ограничусь при этом теорией тоталитаризма, которая имеет в Германии богатую традицию, но как раз именно здесь, начиная с 60-х годов, была подвергнута сильному сомнению. Эта теория, на первый взгляд, дает запутанный и, как кажется, противоречивый ответ. С одной стороны, многое сегодня говорит в пользу концепции тоталитаризма: интеллектуалы и даже ведущие политики бывшего Восточного блока совершенно сознательно используют третировавшееся ими до недавнего времени[2] понятие тоталитаризма для обозначения специфики диктатур, под властью которых они жили. Их рассказы и выступления свидетельствуют об одном: на самом деле все было намного хуже, чем мы могли себе представить. Всесилие партийного аппарата, который бесконтрольно управлял гражданами этих государств, — идеологическое воспитание, экономическое руководство, зажатость, правовая неуверенность, аресты по произволу и низкий жизненный уровень нормальных граждан — так в целом, отвлекаясь от имеющих свое значение отличий, можно охарактеризовать жизнь в условиях "реального социализма" и при том не только в период сталинизма, но до самого последнего времени. С другой стороны, именно этот подход с особым акцентом на монополию власти, контроль и уравнительное распределение кажется совершенно неподходящим для объяснения конца системы и великой революции 1989 года. Откуда в тоталитарных диктатурах взялись силы для их преодоления? Это — апории теории тоталитаризма. Попытаемся рассмотреть их и по возможности решить.
I. О теории тоталитаризма
Я не буду специально рассматривать возникновение и развитие, существенное содержание и важнейшие варианты, как, впрочем, и традиционную критику теории тоталитаризма[3], а ограничусь только замечаниями, необходимыми для того, чтобы рассеять некоторые предрассудки, уточнить позиции и тем самым избежать двусмысленности в последующих рассуждениях.
1. В 60-х годах среди левых кругов было распространено ложное мнение, будто теория тоталитаризма порождена холодной войной и представляет собой попытку консервативных интеллектуалов дискредитировать социализм путем его уподобления фашизму и национал-социализму. А между тем уже многократно было подчеркнуто, что возникновение данной теории восходит к некоторым ранним критикам фашизма (Г. Амендола, 1923; Лелио Вассо, 1925; Ф. Турати, 1928; Г. Хелпер, 1929), которые пытались выявить особенности этой новой и с их точки зрения исключительно опасной формы господства[4]. Тот факт, что Муссолини и позднее некоторые национал-социалисты иногда использовали понятие "stato totalitaro" (соответственно "тоталитарное государство") для позитивного обозначения своей программы, вовсе не означает, будто теория тоталитаризма возникла из "некоего диффузного самопонимания фашистов"[5].
2. Во второй фазе развития, падающего на 1930–1945 гг., предпринимаются многочисленные попытки выявить структурную и функциональную общность тоталитарных диктатур на основе сравнительного изучения фашизма (соответственно национал-социализма) и большевизма. Первым следует назвать В. Гуриана (1931), дальнейшие исследования связаны с именами М. Лернера (1935), Т. Кона (1935), К. Хаеса (1940), Ф. Боркенау (1940) и С. Ноймана (1942)