Апории теории тоталитаризма - страница 6

. В этом смысле репрессивный аппарат, сразу созданный Лениным для наблюдения и преследования оппозиции, заложен в логике самой системы. Логичным было также усиление и расширение угнетения по мере того, как приходилось поднимать все общество на осуществление утопических целей. Особый размах сталинского террора связан наверняка с параноидальными чертами его характера. Однако из самой сути утопически легитимированной власти вытекает, что она всюду подозревает недовольство и сопротивление и реагирует на это произвольным террором.

Ретроспективный взгляд позволяет лучше увидеть не только механизм функционирования, но и крах коммунистического террористического режима. Систематический террор может уничтожить эффективную оппозицию и гарантировать привилегии властителей. Но террор не может легитимизировать господство, мотивировать труд, поддерживать устойчивое революционное возбуждение. Постоянный террор оборачивается параличом и бездеятельностью трудящихся. У руководителей особенно второго и третьего поколений ослабевает готовность к террору и он не вызывает уже прежнего страха. Они оказываются вынужденными уделять больше внимания традиционным мотивам и интересам, склоняются к компромиссам. И одновременно соответствующий аппарат должен сохраняться, чтобы следить за всем, контролировать негативные следствия обретенной свободы и в случае необходимости осуществлять избирательный индивидуальный террор.

То, что мы пока узнали о деятельности органов безопасности ГДР в нисходящей фазе этакого "душевного тоталитаризма" позволяет говорить о своего рода обратной версии диалектического закона перехода количества в качество. Если число сотрудников органов безопасности постоянно растет, а объем информации все время расширяется, наступает момент, когда центр задыхается от обилия, большей частью совершенно тривиальной, информации, и качество слежки начинает быстро понижаться. Средний гражданин по-прежнему живет в обстановке недоверия и правового произвола. Но вместо страха в нем нарастает презрение, а со временем и готовность продемонстрировать презрение и солидаризироваться в этом с другими. При этом большую роль играет пример тех немногих мужественных людей, кто, несмотря на преследования, демонстрирует свою независимость, сострадание и любовь к людям. Деятельность таких личностей, как Сахаров или Гавел, во многом способствовала тому, чтобы вывести народ из состояния паралича.

4. Монополия на информацию

Противоположность между замыслами и реальностью, целями и результатами, которую можно было наблюдать при попытках идеологического нивелирования, обнаруживается также в информационной политике коммунистических государств. Партия претендует на информационную монополию и осуществляет ее через центральный контроль над средствами массовой информации. Следствием этого является то, что доверие к подцензурным средствам падает до нуля и возрастает интерес к альтернативной информации. Охотно воспринимаются зарубежные сообщения, доступ к которым не удается полностью блокировать даже в такой стране, как Китай.

К следствиям такой непродуктивной информационной политики относится также складывающаяся атмосфера иррациональности. Там, где не удается объективно проверить и обсудить информацию, возникает благодатная почва для разного рода слухов и предрассудков, фантазий и концепций заговоров.

5. Плановое хозяйство

Проблемы социалистического планового хозяйства в принципе давно знакомы. И западные эксперты постоянно задавались вопросом, как долго может такая система выдержать. И все же полный масштаб катастрофы обнаруживается только тогда, когда начинают свободно говорить те, кого это затрагивает, и когда можно непосредственно наблюдать все следствия. И в данном случае подход теории тоталитаризма кажется скорее препятствием для понимания того, почему планирование постоянно порождает хаос и "командная экономика" не может принудить трудящихся работать более, чем три или четыре часа в неделю. Но, с другой стороны, положение в бывших социалистических странах нельзя интерпретировать как результат постепенной модернизации, скорее, наоборот, как итог насильственного подавления естественных тенденций развития. Например, положение советского сельского хозяйства невозможно понять без учета того, что эта система уничтожила собственных крестьян. То, что описывается в позитивной форме как "коллективизация сельского хозяйства" или в негативной — как "уничтожение кулачества", имеет своим следствием отсутствие с конца 20-х годов в Советском Союзе свободных крестьян.