Аппарат Холмса-Гинкнишка - страница 3

Затем неутомимый исследователь длительное время работал над первым вариантом кончикодержателя. Предполагалось, что он будет полый, чтобы, подав или перекрыв поток воздуха, поджечь химикатосодержащий кончик деревянной трубочки. Возникающее при этом пламя должно зажечь сигарету. Но версия кончикодержателя возродила первоначальную проблему во всей ее сложности. Что будет, если горящий кончикодержатель, который теперь можно назвать кончикоразжигателем, поднести к неправильному концу сигареты?

И здесь Деррика осеняет самая блестящая из его идей. Необходимо повысить температуру возгорания химического компонента кончикоразжигателя, слегка потерев им о шершавую поверхность. Курильщику здесь ничего не грозит, даже если в процессе, например, запечатления отеческого поцелуя на губах студентки, вознамерившейся любой ценой получить наивысший балл, — нередкий случай в практике крупного ученого — указанный ученый муж потрет о шершавую поверхность не тем кончиком кончикодержателя. Ибо при этом ровно ничего не произойдет. Изобретенный прибор демонстрировал высшую степень надежности.

Блестящее открытие всколыхнуло весь мир. Кто сегодня, скажите на милость, выходит из дому без коробка кончикоразжи- гателей, которыми можно в любую минуту и совершенно безопасно воспользоваться? Проблема ожогов на губах или языке отныне навсегда исчезла. Это великое изобретение явилось серьезным соперником любому другому открытию, которое видел наш великий век. Настолько СЕРьезным соперНИКом, что некоторые острословы предложили назвать кончикоразжигатель коротко и просто: СЕРНИК. Название оказалось удачным.

Деррик получил Нобелевскую премию по физике практически сразу, и мир науки встретил это событие аплодисментами. Я вернулся и попытался снова записаться на семинар Деррика, мотивируя свое решение тем, что, не будь меня, ему бы никогда не видать высокой награды. Он вновь вышвырнул меня, использовав при этом недопустимую терминологию и пригрозив применить кончикоразжигатель к моему носу. Разумеется, после подобного события моей единственной целью стало получение Нобелевской премии. Я еще утру этому Деррику его собственный нос. Я, Джон Холмс, ему покажу, почем фунт лиха.

Но как? Как этого добиться?

Мне посчастливилось получить грант на поездку в Англию для изучения на месте одной малоизвестной разновидности ланкаширской мережки, но случилось это не раньше, чем я предпринял все возможное, чтоб оказаться в Кембридже с его знаменитым выводком красавиц и не менее знаменитым технологическим институтом под названием Чумли-Модли (произносится Чолмондлиэ-Мэгделен).

Девушки показали себя как пикантные, но отзывчивые создания, и мы провели вместе немало вечеров, с удовольствием прокладывая мережку. Значительная часть ученых мужей Кембриджа была поражена очевидной полезностью моих занятий, тем более что раньше им и в голову не приходило заинтересоваться подобным видом рукоделия. Некоторые из них даже пытались склонить меня научить их искусству прокладывания мережки, но я, следуя первому закону научной мотивации, гласящему: «Что мне это даст?», не поддался на уговоры.

Майк Гинкнишк, однако, наблюдая за мной со значительного расстояния, сумел быстро ухватить процесс движений моих пальцев при прокладывании мережки и присоединился ко мне.

— Это мой талант, — сказал он с милой нескромностью. — Природная ловкость рук.

«Этот-то человек мне и нужен!» — воскликнул я про себя, сразу сообразив, что именно такого масштаба личность поможет получить Нобелевскую премию. Теперь оставалось лишь выбрать подходящее поле деятельности, которое бы снискало нам желанные лавры.

Примерно год объединенных усилий не принес ничего интересного, за исключением одной-двух знойных брюнеток, и в один досужий час я ему сказал:

— Не могу не отметить, Майк, экстраординарную ясность твоих глаз. Ты единственный человек на весь кампус, склера которого не имеет ни одного кровоизлияния.

— Ответ очень прост. Я никогда не смотрю микрофильмы. Сущее проклятие эти микрофильмы.

— В самом деле?

— Я разве тебе не рассказывал об этом?

На лице его появилось выражение искренней боли, и глубокая морщина прорезала ставшее печальным чело. Мне стало совершенно ясно, что я затронул вопрос, память о котором непереносима, но Майк продолжал: