Аппарат - страница 18
«Ну кто мог подумать, что самый молодой не протянет больше года?!» — видимо, не раз в сердцах восклицали они. — «Ты, Константин, второй — тебе и карты в руки!» — видимо, решили министр обороны Устинов и министр иностранных дел Громыко. — «Мы поддержим! Решайся! Время есть. Что-нибудь придумаем…»
— Так надо! — сказал Черненко жене в тот день Пленума. — Нет другого выхода…
И выхода, похоже, в самом деле не было — не было готового молодого претендента! Нормального, надежного, стопроцентно преданного идее коммунизма. За год его предстояло подготовить. Из кого?
В Москве есть Гришин… Из Ленинграда — Романов… Со Ставрополя — Горбачев, очень активен в ЦК, но к нему надо еще приглядеться… Из Томска Лигачев прибыл… Интереснейшая персона! Есть и старики, и молодые: Алиев, Воротников, Соломенцев, Тихонов, Щербицкий, Демичев, Долгих, Пономарев, Чебриков, Шеварднадзе, Зимянин, Капитонов, Рыжков — а выбирать не из кого…
Но кто в тот момент мог полагать, что двоим из «ветеранской троицы» не протянуть больше года. На похоронах Черненко был лишь Громыко. Устинов умер чуть раньше Черненко…
А в АППАРАТЕ после смерти Андропова свара начиналась изрядная. Пока она еще не столь заметна — сильная роль «троих мамонтов»! Пока свара не выплеснулась в кознях, интригах и страстишках. Но она уже ощутима…
Похоже, создаются подпольные группировочки и коалиции. Рвущиеся к власти осторожно пробуют ногой почву для грядущего наступления… А главная драка, думается, впереди!
— Так надо… — сказал Черненко, вернувшись с Пленума и добавил: — Нет другого выхода…
Он был прав, хотя и знал, что пробудет на этом посту совсем недолго. Здоровье не то… Слабые легкие, одышка, часто приходится болеть… — не выезжал бы в свое время на эти дурацкие морозные охоты, уносящие здоровье не по минутам, а по месяцам, может быть, годам, — все было бы совсем иначе. Не прогрессировала бы с такой быстротой астма! Но отказываться было нельзя — дело не только в возможном неудовольствии шефа, не в боязни потерять кресло… А в чем? Может, в том, что нравилось быть в гуще событий? Страшно было выпасть на обочину? Уйти на пенсию? А разве САМ БРЕЖНЕВ не мог нарушить традицию и уйти вовремя? Нет, не мог! Это нарушение законов АППАРАТА…
Они должны были быть вместе до самого конца, помогая и поддерживая друг друга. Зная друг о друге все: и слабые места и сильные стороны…
Однажды Леонид Ильич завел разговор о том, что у него очень плохой сон, на что Черненко ответил своей обычной фразой:
«Все хорошо, все хорошо…»
Брежнев повторил: «Уснуть ночью никак не могу!»
Черненко, к тому времени принимавший сам большие дозы снотворного, снова ответил, будто не слышал или не понимал:
«Все хорошо».
Брежнев вскипел, выругался, и громко крикнул:
— Что ж тут хорошего? Я спать не могу, а ты — «все хорошо»!
Черненко словно очнулся:
— A-а, это нехорошо!
После этого Черненко непременно делился с Брежневым снотворным. Дело в том, что Брежневу давали разные таблетки и они ему помогали мало. Для усиления эффекта опытные «специалисты» посоветовали запивать таблетки и порошки «Зубровкой». Брежнев посоветовался с Чазовым. Тот ответил, что спиртное и в самом деле усиливает снотворный эффект, но посоветовал не злоупотреблять. И даже эта композиция помогала плохо. Тогда, видя бесполезность всех этих патентованных «нозепамов» и «ноксиронов», лечащий врач начал давать генсеку «пустышки» — внешне похожие, но совершенно безвредные таблетки. Что так не спит, что так — все едино…
Тот почуял неладное и начал облагать данью товарищей. А ты что пьешь от бессонницы? А ты?
Своими лекарствами с Брежневым делились все — Черненко не исключение. То же давал, может, больше других.
Все эти злоупотребления со снотворными, прием больших доз лекарств, не могли пройти незаметно для здоровья соратников — это должно было рано или поздно сыграть свою пагубную роль. Они, конечно же, влияли на память, способствовали развитию склеротических явлений.
Как-то раз, после того как Брежнев и Черненко долго в кабинете обсуждали план мероприятий, потребовалось основательное вмешательство помощников. Черненко утверждал, что они назначили с генсеком однвремя для совещания, а Брежнев называл совсем другое.