Арабская поэзия средних веков - страница 5
Что это, быть может, шакал приходил или волк,
быть может, гиена гуляла в песках за шатрами,
Что псы успокоились и что, видать по всему,
какая-то птица во сне потревожила их.
А может быть, это был джинн? Ну какой человек
следов не оставит своих, пробираясь песками?
Нередко в полуденный зной, когда воздух дрожит,
плывет паутина и змеи ныряют в песок,
Под яростным солнцем шагал я с открытым лицом,
тряпье, лоскуты полосатой заношенной ткани
Накинув на плечи. А ветер горячий трепал
отросшие космы волос непокрытых моих,
Немытых, нечесаных, неумащенных волос,
которые слиплись и жесткими сбились комками.
Немало пустынь, беспредельных и гладких, как щит,
своими ногами прилежными я пересек,
Взобравшись на кручу, с вершины скалистой горы
я даль озирал, неподвижный, немой, словно камень.
И рыжие козы, как девушки в длинных плащах,
бродили вокруг, беззаботно щипали траву,
Под вечер они подходили без страха ко мне,
как будто я их предводитель с кривыми рогами.
Тааббата Шарран
Перевод Н. Стефановича
"Не выстоишь, падешь, преград не поборов…»
Не выстоишь, падешь, преград не поборов,
Когда не станешь сам хитрей своих врагов.
Но если ты готов к опасностям заране,—
Ты сможешь победить любое испытанье.
Пусть злобные враги бесчисленны, и все ж
Ты выход и тогда спасительный найдешь.
Я загнан был, как зверь, попавшийся в капкан,
Но я сказал врагам из племени лихьян:
«Вы черной гибели желаете взамен,
Как милость, предложить позорный, вечный плен?»
Мех с медом разорвав, чтоб от врагов спастись,
Я соскользнул легко с горы отвесной вниз.
Был смелый мой побег стремителен, внезапен,
Я даже избежал ушибов и царапин.
Ушел от смерти я, от самых страшных бед,—
И в изумленье смерть глядела мне вослед.
Так часто от врагов спасаюсь, невредим,
Их в ярость приводя бесстрашием своим.
«Кто расскажет людям в назиданье…»
Кто расскажет людям в назиданье,
С кем я встретился в Раха Битане?
С той, что злобным демоном была,
Что, как меч, пронзала, как стрела.
Я сказал: «Скитанья и тревоги —
Наш удел. Уйди с моей дороги».
И пришлось ей в сумраке ночном
Повстречаться с йеменским мечом.
Этот меч отточен был недаром,—
Он ее одним сразил ударом.
Вскрикнула она в последний раз.
Я сказал: «Лежи, не шевелясь!»
До зари прождал я, до рассвета,
Чтобы разглядеть созданье это.
Дикий образ предо мной возник:
Высунут раздвоенный язык,
Ноги верблюжонка, взор незрячий,
Тело пса и голова кошачья…
«Друга и брата любимого я воспою…»
Друга и брата любимого я воспою —
Шамсу ибн Малику>{8} песнь посвящаю мою.
Гордость моя: с ним всегда совещаются люди,
Гордость его, что я лихо держусь на верблюде…
К трудностям он и к лишеньям привык постоянным,
Вечно скитаясь по дальним, неведомым странам.
В мертвых пустынях, где только песок и гранит,
Грозным опасностям сам же навстречу спешит.
Он обгоняет гонцов урагана в дороге —
Вихря быстрее летит его конь быстроногий.
Если порой ему веки смежает дремота —
Сердце не спит, словно ждет постоянно чего-то.
Цели отчетливы, глаз безошибочно точен.
Крепкий, старинный клинок не напрасно отточен:
Меч обнажит — и враги уцелеют едва ли.
Смерть усмехается, зубы от радости скаля…
Вечно один, оставаться не любит на месте —
Бродит по миру, ведомый сверканьем созвездий.
«Сулейма всем твердит насмешливо о том…»
Сулейма всем твердит насмешливо о том,
Что Сабит одряхлел, стал ветхим стариком.
Иль видела она, что обессилен Сабит,
Что прячется, как трус, когда враги кругом?
Быть может, видела, что он дрожит от страха,
Когда с воинственным сражается врагом?
Но нет — без всадников обратно скачут кони,
В пыли валяются сидевшие верхом!..
Люблю, как женщина в накидку меховую,
Во тьму закутаться в безлюдии ночном,
Пока не изорвет заря одежды ночи,
Пока повсюду мрак и все объято сном.
И забываюсь я в моем уединенье,
Обласкан и согрет пылающим костром.
И только пробудясь, вдруг вижу, потрясенный,
Что с черным демоном я ночь провел вдвоем…
«Не пара он тебе, — ей вся родня внушала…»
«Не пара он тебе, — ей вся родня внушала,—
Ведь завтра же его сразит удар кинжала».
И нам не довелось соединить сердца —
Ей страшно было стать вдовою храбреца,
Решила, что любви и счастья недостоин
К врагам безжалостный, лихой и смелый воин,