Арахна<br />(Большая книга рассказов о пауках) - страница 15

Когда у человека имеется — или же ему так кажется — кругленький миллион в кармане, он чувствует себя более защищенным от опасности, чем не имея ничего либо почти ничего; поэтому американец решил задержаться около этой четвертой коллекции костей и попытаться подстрелить зверя.

Он быстро нашел подходящее место у скалы, прислонил свой винчестер к камню в пределах досягаемости и стал наблюдать. Примерно в тридцати футах от него виднелась огромная груда валунов; возможно, в широких расселинах между ними скрывалось то, что он искал.

В течение получаса, точнее говоря, сорока минут американец уделял делу самое пристальное внимание, затем, ничего не увидев, устал и начал выцарапывать в глине у ног имя своей возлюбленной. Это было приятное занятие, хотя, конечно, довольно глупое для человека, подкарауливающего Нечто — а что именно, он и сам не знал.

Когда он закончил писать в пыли Ее имя, затем свое собственное, а затем начертил вокруг обоих имен грубую линию, так что целое больше походило на лопату, чем на человеческое сердце, — он поднял глаза.

Сперва ему почудилось, что у него что-то не в порядке с глазами, и он несколько раз мигнул. Потом он почувствовал, что в голове у него все перепуталось, и он перемножил в уме несколько цифр. Получив правильные ответы, ибо четырежды четыре — это шестнадцать, шестью три — восемнадцать, а восемь на семь — пятьдесят шесть, он пришел к выводу, что виноват не рассудок. Затем он потянулся за винчестером, но не притронулся к винтовке, сочтя, что куда интереснее смотреть на Тварь, приникшую к россыпи камней, чем держать в руках скучное оружие. Но, возможно, у него не было выбора — возможно, он не мог ничего сделать, кроме как наблюдать. Существо было таким поразительным!

Оно смотрело прямо на него, это Существо на скалах, не производя ни малейшего шума, однако он не мог его не заметить. Оно было величиной с лежащего быка. Но это был не бык. Существо и близко не напоминало быка.

Это был гигантский паук или тарантул, размером с взрослого тигра, с длинными белыми волосами по всему огромному и ужасному телу!

— М-да… — начал американец. Видимо, он хотел сказать: «М-да, знай я, что здесь водится такое, я держался бы отсюда подальше». Но дальше «м-да…» он не продвинулся, так как наблюдать за Тварью было гораздо интереснее, чем говорить или думать.

Затем американец снова попытался дотянуться до своего винчестера, но свет, исходивший из глаз приземистого Существа на камнях, парализовал его руку. А может быть, его лишило способности двигаться одно только удивление, ибо он хорошо знал, что глаза человека или животного не обладают чем-либо подобным гипнотической силе.

Потом длинные белые волосы Твари вдруг затрепетали, и американцу показалось, что все его тело покрылось волдырями от какого-то нестерпимого жара, и когда глаза Белой Смерти стали все дальше выступать из жуткой головы, а ее огромные ноги сближаться для тридцатифутового прыжка, виргинец заплакал — захныкал — и с его плачущих губ сорвалось одно-единственное слово. То было слово «Мамочка!», достаточно ребяческое для сильного мужчины. Где-то в глубине души перед американцем промелькнул образ матери. У нее были губы его возлюбленной: о, он знал это, потому что перед отъездом из Виргинии несколько раз поцеловал эти губы.

Затем приземистое Существо на валунах задрожало всем телом, его длинные белые волосы задергались, а ноги все сближались. При виде этого американец начал глупо смеяться, как дитя, и хлопать и загребать руками в пыли, и тело его сделалось вялым и дряблым, и дыхание у него перехватило.

И затем, как вспышка белого света, ударившая из скалы, приземистое Существо пролетело тридцать футов в раскаленном воздухе, и, когда оно погрузило ужасные клыки в шею американца, его губы склонились к имени возлюбленной, начертанному в пыли, и он пробормотал: «Теперь я… буду… спать»[6].

Как я потерял свою левую руку? Ну что же, джентльмены, я уже давно понимал, что этот вопрос напрашивается. По правде сказать, я даже боялся, что кто-нибудь спросит. Мы с вами подружились за время этих одиноких вечеров в клубе, но я надеялся, что не придется пускаться в откровения. Я не жду, что вы мне поверите — вы, Бронсон, или Робертс. Как-то я уже пытался рассказать эту историю французскому доктору в Порт-Саиде. Он сперва расхохотался, а потом решил, что я сумасшедший. Не стану вас винить, если и вы так подумаете. Иногда мне самому с трудом верится, что такое могло произойти. Не явь, а какой-то кошмар… Но вот доказательство, джентльмены — этот жалкий обрубок когда-то был вполне рабочей левой рукой. Неплохая хирургическая операция, а? Однако моей жене понадобились три удара топором…