Арденны - страница 3

– Это приказ Кальтенбруннера, – мягко возразил он.

– Приказ можно изменить, – Маренн вскинула голову. – Во всяком случае, сейчас это еще возможно. Я не пустила Джилл во Францию, где опасность была не так велика, хотя маки и планировали покушение на Петена. Но это ничто по сравнению с тем, чтобы отправиться с диверсионной группой в тыл американцев в самый разгар нашего наступления. Я бы хотела знать, с чего Кальтенбруннер вообразил, что Джилл способна на подобное, и кто надоумил его включить ее в список группы?

– Никто, – Скорцени сел, постукивая карандашом по столу. – Личная инициатива. Он знает, что Джилл родилась в Чикаго, и американский английский для нее родной язык. Он решил, что такой человек обязательно нужен в отряде.

– Непременно тот, который родился в Чикаго? – Маренн усмехнулась. – Даже если Джилл и родилась в Чикаго, она знает об Америке даже меньше меня. Мы уехали, когда она была совсем ребенком. Вся ее жизнь прошла в Европе. Конечно, английский у нее отменный, именно американского типа, но ведь Кальтенбруннер, насколько я понимаю, посылает вас не на нелегальную шпионскую работу в Вашингтон или Нью-Йорк, где важна каждая мелочь в костюме, не говоря уже об акценте. Он посылает группу диверсантов для проведения подрывных действий в тылу врага во время наступления. Это грубая работа, здесь тонкости ни к чему. Здесь надо иметь физическую подготовку, выдержку, уметь стрелять, закладывать мины. Акцент не главное. А Джилл как раз ничего этого не умеет. У нее слабое здоровье. Она сразу простудится. Кроме того, она плохо стреляет. У нее только американский английский – все остальное в минус. Зачем Кальтенбруннеру такой диверсант, с которым забот больше, чем от него пользы? Ты объяснил ему? – она внимательно посмотрела на Скорцени. – Отто, я надеюсь, ты объяснил ему о Джилл?

– Я объяснил почти все то, что ты сказала, и даже больше, исходя из секретных деталей операции. Но шеф стоит на своем – в отряде обязательно должна быть женщина. Операция начнется в канун Рождества, американцы любят этот праздник, они наверняка расслабятся. А тут – красивая леди с хорошим английским, поманит одного, другого, – он усмехнулся. – Ну, Кальтенбруннер так рассуждает. Ведь нам главное не много убить в одном месте, а убить, желательно много, как можно в большем количестве мест, чтобы их охватила паника.

– Что значит поманит? – от возмущения Маренн выпрямилась. – Кем он считает мою дочь? У нее вряд ли получится! Она весьма сдержанна с мужчинами, стеснительна. У нее и с Ральфом все не просто, даже притом, что они знакомы почти шесть лет. Ты знаешь, она до сих пор не решается пригласить его в дом. Они встречаются в гостинице, даже когда я уезжаю на фронт и она дома одна. Это Ральф сказал мне, что они встречаются, она же и заикнуться боиться. И все от смущения. А Кальтенбруннер ждет от нее, что она соблазнит взвод американцев. Нет, это невозможно. Она испугается, быстро выдаст себя. Кроме того, я повторяю, это очень опасно. Крайне. Наверняка будут стычки, перестрелки. Ее могут ранить и даже… – Маренн замолчала, опустив голову, пепел с сигареты упал на ковер рядом с сапогом. – Нет, я никогда не соглашусь на это, – она решительно покачала головой. – Если Кальтенбруннеру так нужна женщина, пусть посылает меня. Только не Джилл.

Зазвонил телефон. Скорцени снял трубку.

– Слушаю! – потом протянул ее Маренн.

– Тебя. Де Кринис, из Шарите.

Она подошла, взяла трубку.

– Говорите, Макс, – произнесла, стряхнув пепел.

– Я прошу прощения, что прерываю, фрау Ким, – послышался мягкий вежливый голос профессора. – Здесь в клинике вас дожидается некая фрау Эберхарт. Она привезла сына. Он был ранен на Восточном фронте, и вы обещали принять его в клинику.

– Фрау Эберхарт? – Маренн наморщила лоб, вспоминая. – Ах, да, конечно. Скажите ей, что я скоро буду. Благодарю вас, Макс.

Она повесила трубку.

– Я сейчас поеду в Шарите, – сказала, повернувшись, Скорцени. – Надеюсь, ты сегодня же донесешь мое предложение до обергруппенфюрера. И постараешься убедить его, что это правильный выбор.

– Ну, в некотором смысле – да, – Скорцени усмехнулся. – Я не сомневаюсь, что, в отличие от Джилл, если ты поманишь, прибежит не один американец, а целый взвод. И вполне может статься, сам Эйзенхауэр не усидит в штабе, такое я тоже допускаю. Это было бы большой удачей.