Аргонавты вселенной - страница 42
Вне себя от любопытства, Горянский лихорадочно вытащил коробку «Ираида Лапшина» и чиркнул спичкой— спичка горела… Здесь был воздух!..
Через минуту слабое «ку-ка-ре-ку!» донеслось сквозь шлем до Горянского: земной петух приветствовал лунное подземелье…
Елена и Мукс подошли тоже и все трое внимательно смотрели на петуха минут десять…
Горянский пристально изучал его…
Вдруг петух неожиданно оживился и с кукареканьем, слабо долетевшим до уха присутствующих, выскочил из футляра.
Его прыжки и удары крыльев, которые на земле не могли поднять его выше двух аршин, здесь, благодаря ослабевшему тяготению, создавали впечатление полета; если бы не веревочка, привязывающая его за ножку к футляру, то он, может быть, на самом деле бы улетел.
Горянского больше всего поразило то, что вид петуха был гораздо здоровее и бодрее, чем в ракете: петух расхаживал, прыгал и кукарекал, с каждой минутой, очевидно, чувствуя себя все лучше!..
Горянского заинтересовала какая-то особая живость его движений и он, взяв его за ножки, приблизил к себе; глаза петуха необычайно блестели; он вырвался и изо всех сил клевал каску Горянского.
Тот, чрезвычайно заинтересованный, слабо понимал, в чем дело; он сжег более десяти спичек; — все они вспыхивали моментально, горели быстро, — хотя, по внешним признакам, не было ветра, — и необычайно ярко.
Из осторожности Горянский еще полчаса наблюдал за петухом; когда по прошествии этого времени петух все еще по-прежнему бегал, чувствуя себя, по всей видимости, прекрасно, Горянский начал действовать: — он нажимом кнопки надвинул на рот и нос специальный предохранительный клапан, вроде противогаза, и приоткрыл нижнюю часть шлема…
— Прекрасный, свежий, живительный воздух, неизмеримо более приятный, чем тот, которым дышал до сих пор Горянский, ворвался ему в легкие… Горянский вздохнул полной грудью и почувствовал, как сильнее забилось его сердце, как крепче напряглись мускулы, как острее заработал мозг; и понял причину оживления петуха…
Это был озон!..
Через минуту Горянский отвинчивал свой шлем и то же делали остальные.
Минут пять все трое не говорили друг другу ни слова, — только жадно с широко раскрытыми ртами, как лакомство, пожирали воздух…
— «Это так вкусно, что я съем весь воздух, а заодно и луну!.. Это вкуснее пирожного!» — сказал, наконец, Мукс.
— «Да, — согласилась Елена, — ни на одном из курортов я не дышала таким изумительным воздухом!»
— «Ты не могла его встретить на земных курортах, — сказал Горянский, — потому что это — озон, чистейший озон с кислородом.
— Сюда действительно бы следовало отправлять больных для лечения… — Вот теперь мы и устроим лунные курорты, — улыбнулся он Елене, — а Мукс станет посыльным и будет ездить на землю по поручению больных».
— «Нет, — с важностью ответил Мукс, — не хочу на землю, мне здесь нравится… Я уже не боюсь теперь… И потом здесь так вкусно…»
— «Вот видишь, Елена! Уже есть один свежеиспеченный лунный патриот, изменяющий земле!..
— Да, атмосфера здесь прекрасная!.. Но не могу понять, как попал сюда озон и почему держится здесь этот воздух, не улетучиваясь на поверхность?!
— Но давай продолжим наши исследования!
— Вперед, новорожденные силениты!
Они двинулись дальше с отвинченными шлемами, болтавшимися за плечами, захватив с собой петуха; все по-прежнему с удовольствием дышали, как будто ели что-нибудь вкусное; воздух был теплый и влажный и отдаленно напоминал морской воздух земных побережий.
Влажность эта сильно удивляла Горянского, так как нигде не было видно никаких следов воды.
Подвигались дальше, скользя на темно-зеленых плитах…
Всюду, куда хватал только свет электрического фонаря, который нес Горянский, расстилались эти плиты, каждая из которых была более сажени в длину и в ширину…
Горянский не мог определить, что это была за порода; он думал, что это немного похоже на земной малахит… Но где и когда можно найти малахит в таком количестве и такого размера? Ведь каждая из плит была цельной!..
Он поднял лампочку; высоко-высоко возвышался гигантский свод.
Наши туристы незаметно вошли в пещеру колоссальных размеров; темно-зеленые плиты пола без конца тянулись вдаль, куда не доходил свет электрического фонаря.