Аргонавты вселенной - страница 48

Проснулась: — лунная выпуклость вырастала совсем близко в окне; измеритель показывал восемьсот верст…

Елена привела в чувство лежавшего неподвижно Горянского и рассказала ему свой сон.

Горянский улыбнулся: — «Очень поэтично, но неправдоподобно; совсем, как в оккультных романах; у тебя расстроились нервы, девочка моя, тебе нужно полечиться!..»

И грустно было Елене, что Володя смеется, — тягостно было и больно…

— «Не понимает, — думала она, — умный, но не понимает!..» — вспомнились ей слова во сне, что он не видит и не слышит…

Но как бы то ни было нужно было спускаться…

Лунная поверхность — все больше и больше… Горянский привел в движение реактивный тормоз и благополучно спустился на прежнем месте, как раз у подножья пика.

Горянский очень просто объяснял себе историю с ракетой: просто они попали в сферу притяжения какого-то еще неизвестного пока небесного тела близ луны; приведенный в действие реактивный тормоз противодействовал его тяготению; от этого возник ряд толчков… От одного из них, очевидно, ударившись, Горянский и потерял сознание.

За время его обморока двигатель справился, как видно, с этим неведомым тяготением, и неуправляемая ракета начала падать на луну; тут Горянского привела в чувство Елена и он стал управлять двигателем.

Так объяснил себе все Горянский. Рассказу Елены он не придавал ни малейшего значения…

Итак, они снова на луне, на старом месте! Им не удалось поискать радий… Что ж? — Они поищут здесь!..

А теперь Горянскому прежде всего захотелось есть.

— «Чемберт!.. Чемберт!.. — думал он, прожевывая бутерброд, — известие о его гибели послужило началом всех несчастий…

Как странно: — он два дня тому назад умер на земле, они сейчас чуть было не погибли здесь!..

— Чемберт! Хороший, милый Чемберт!..»

На короткую долю мгновенья Горянскому показалось, что он явственно видит за окном окровавленное лицо Чемберта. Горянский протер глаза — ничего не было: громада лунного пика безжизненно возвышалась за окном.

— Что же это? И у него, Горянского, тоже начались галлюцинации! Или эта пустынная луна населена призраками?

— Час тому назад — Елена, сейчас — он. — Нет, им всем, очевидно, надо лечиться!.. Скоро даже хулиганище Мукс начнет беседовать с духом Чигриноса!… Надо взять себя в руки!

Не жалея воды, запас которой был невелик, Горянский вылил себе на голову полведра холодной влаги и в спальном отделении обтерся весь мокрой холодной губкой. Он посоветовал такой же холодный душ Елене, и сначала и слышать не хотел о том, что б тотчас же отправиться к ступенькам, как умоляла Елена, а собирался заняться радио-активными изысканиями почвы вблизи «Победителя» и уже собирал все необходимые инструменты, но потом, подумав, что в пещере можно захватить свежей воды и что можно поискать радий и там, вспомнил почему-то одновременно, по какой-то смешной ассоциации про оставленного петуха, поддался на упорные уговаривания Елены, настаивавшей, что идти нужно сейчас же, — согласился.

Надев предохранительные костюмы, они отправились.

Горянский, Елена и Мукс остановились на последней площадке.

Кукареканье петуха доносилось уже почти из-под сводов пещеры; они не нашли его на прежнем месте на площадке: он, очевидно, в своих прыжках увлек за собой футляр, к которому был привязан.

И если бы не его бодрое земное «кукареку», то можно было бы подумать, что с петухом что-нибудь случилось.

Горянский, смеясь, отправил за ним Мукса. Тот отправился, прыгая, как блоха, с электрическим фонариком…

Минуту Горянский провожал глазами прыгающего светлячка, потом обернулся: с Еленой происходило что-то странное; — он поднял свой фонарик (у него их было несколько про запас) и осветил ей лицо; невзирая на широко раскрытые глаза, оно было как у спящей…

Оно просвечивало, как будто изнутри его освещали…

— «Идем!» — сказала она, протягивая вперед руку.

— «Куда?» — спросил ошеломленный и немного испуган-нный Горянский, решивший, что у нее снова галлюцинация.

— «Не знаю — меня зовут!.. Идем!..» — и она пошла куда-то. Огорченный Горянский следовал за ней.

Елена шла твердо и уверенно, как по давно знакомой дороге, вглядываясь широко раскрытыми глазами во тьму. Она дышала ровно и спокойно, как во сне, и не говорила больше ни слова.