Аргумент по-датски - страница 7

стр.

Они нырнули в темноту отведенной им комнатушки. У них оставалось несколько минут, прежде чем подадут еду. Оба заговорили одновременно, но тихо, чтобы хозяин не услышал незнакомого наречия.

Люстр подняла руку, и он замолчал.

— Я расскажу тебе все, — сказала она. — Постараюсь как можно быстрее. Ты слышал о теории трех четвертей унции?

Гамильтон покачал головой.

— Это околонаучный фольклор, вроде «Золотой книги» — такая псевдорелигиозная байка, которую можно услышать в людской. Про одного парня, который взвешивал умирающих и вроде как обнаружил, что после смерти тело становится на три четверти унции легче. То есть получается, что это вес души.

— Стоит ли сейчас тратить время на доморощенную теологию?

Она не обратила внимания.

— Так вот, я расскажу тебе один секрет — секрет «для Их Величеств»…

— Нет!..

— А если я умру, а ты нет — что тогда? — фыркнула она. — Потому что если меня просто убьют, это не спасет равновесие! — Она прибавила к последнему слову шокировавший Гамильтона эпитет. — О да, я хочу быть уверена, что ты знаешь это, на случай крайней необходимости.

Она не оставила ему времени для ответа, и скорее всего, это было к лучшему.

— Что ты за секретный агент, если тебе нельзя доверить секрет? Мне все равно, какой у тебя там допуск, сейчас мы с тобой вдвоем, только ты и я!

В конце концов Гамильтон кивнул.

— Ладно. Ты, наверное, также не слышал — учитывая, что твой круг чтения скорее всего по-прежнему не простирается дальше охотничьих журналов, — об астрономической проблеме, связанной с распределением масс внутри галактик?

— Что? Какое это…

— Конечно же, не слышал. Вкратце все сводится вот к чему: по всей видимости, массы галактик больше, чем должны бы быть, намного больше. Никто не знает, в чем тут дело. Эти массы невидимы, но астрономы смогли составить карты их расположения по степени воздействия на другие небесные тела. В течение нескольких лет Херстмонсо занимался исключительно этим. Когда я об этом прочла, мне это показалось странным, но теперь я знаю почему.

Принесли обед, и им пришлось на несколько мгновений замолчать, просто глядя друг на друга. Гамильтон вдруг поймал себя на мысли, что эта новая целеустремленность ей идет — так же, как и грубые слова. Он ощутил, как в груди вновь глухо шевельнулась застарелая боль, и подавил ее. Хозяин вышел из комнаты, украдкой бросив на них взгляд, полный вуайеристского удовольствия.

— Продолжай.

— Ты еще не понял? Если теория трех четвертей унции верна, это значит, что в мире есть масса, которая появляется и исчезает, словно ее прячут в складку и вынимают обратно — прямо как у Бога из рукава. Если сложить все это вместе…

Внезапно Гамильтон понял, и размах догадки заставил его зажмуриться.

— Та лишняя масса в галактиках!

— И у нас есть ее карта…

— И на ней видно, где находятся другие разумы — настоящие иноземцы из других миров, где-то там!..

— И возможно, не так далеко.

У Гамильтона закружилась голова от ужаса перед открывшейся картиной. Потенциальная угроза равновесию! Любая из великих держав — черт возьми, вообще любое государство — может добиться неизмеримого преимущества над другими, обмениваясь с иноземцами информацией!

— Так вот что было у тебя в голове — величайшая тайна великих держав… Но эти сведения устарели, наверняка они уже нашли способ разобраться с этим…

— Да. Потому что, в конце концов, любая из них может наскрести достаточно времени для телескопических наблюдений, чтобы дойти до этого самостоятельно. Насколько я могу понять, они поделились информацией между собой. Каждый из великих дворов на самом высоком уровне знает об этом, так что равновесие в сохранности… Ну, почти. Подозреваю, что они заключили между собой тайное соглашение не пытаться войти в контакт с этими чужеземцами. Это достаточно легко контролировать, учитывая, как они следят за вышивками друг друга.

Гамильтон расслабился. Значит, это действительно были старые страхи, с которыми уже разобрались головы поумнее его.

— Ну да, конечно же, все, о чем сейчас идет речь, — это способ связи. Учитывая, какие там расстояния…

Она поглядела на него, словно он был школьником, давшим неправильный ответ.