Архитектор Сталина: документальная повесть - страница 22

Через несколько месяцев после окончания строительства дачи близ Мацесты Мержанов снова был вызван к Сталину. На этот раз процедура встречи с вождем была проще. Главный архитектор ЦИКа имел допуск в Кремль. Выданное ему удостоверение называлось «вездеходом». Его обладатель не мог только беспрепятственно пройти в кабинет и кремлевскую квартиру вождя. У входа же в правительственное здание пропуск проверяли бегло, без подозрений. Мержанова знала охрана в лицо, видела в нем одного из высокопоставленных кремлевских работников.

Как старому доброму знакомому и «архитектору Сталина» ему улыбнулся Поскребышев.

Сталин навстречу ему вышел из-за стола (демонстрация особого расположения, усвоенная партийными работниками всех рангов), но руки не подал: держал в ней то ли погасшую, то ли угасающую трубку. Тихо, но повелительно произнес:

— Вам предстоят на Кавказе еще две стройки. Места их вам укажут. Стройте по своему усмотрению. А как? Вы сами знаете.

Он переложил трубку в левую руку, правую протянул для пожатия.

Общение архитектора с вождем тем и завершилось.

Весной 1935 года Главный архитектор ЦИКа с уже знакомым ему генералом Власиком и неизвестным представителем ЦК ВКП(б) по имени Николай Алексеевич осматривали местность в районе Холодной Речки, близ Гагры. Николай Алексеевич указал примерные координаты дачи, установил дату окончания строительства — август следующего года.

До другой будущей дачи поехали на машине в сторону Адлера. Недалеко от реки Мюссера Николай Алексеевич показал Мержанову уже выбранное для нее кем-то место и рекомендовал вести проектирование дач одновременно, срока строительства второй дачи не назвал.

Заговорил молчавший до того Власик, давая указания архитектору тоном приказа, как своему подчиненному:

— Смотрите, чтобы с дороги и возвышенности внутренние строения и люди не просматривались. Проекты передадите мне. И чтобы в документах и в разговорах с сослуживцами госдача на Холодной Речке именовалась объектом номер шестнадцать, а здесь — объектом номер три. И больше никак!

Тон генерала не обескуражил Мержанова: генерал был «невероятно малограмотным, грубым, глупым, но вельможным; дошел в последние годы до того, что диктовал некоторым деятелям искусства „вкусы товарища Сталина“, так как полагал, что он их хорошо знает и понимает». На этот раз указание не выходило за рамки его компетенции.

Мержанов не был лишен честолюбия, и ему льстило, что Сталин выбрал его для проектирования своих многочисленных, а потому временных жилищ, что обе построенные прежде дачи, в Кунцеве и над Мацестой, вождю понравились и вовсе не потому, что не был он привередлив. Ведь почему-то не пришлась по вкусу Сталину маленькая дача, где он должен был принимать ванны. Отверг он и следующую, построенную по проекту архитектора Львова взамен предыдущей. И не в их размерах тут было дело, не в скромности их архитектуры. Ездил же он в Боржоми, где дача не отличалась изяществом, по крайней мере, не превосходила по красоте и удобству ту, что спроектировал Львов. И дача в Цхалтубо устраивала Сталина. Вид ее поразил Мержанова: каменный двухэтажный неказистый домик с беднейшим интерьером. По сравнению с этой нескладухой два соседних простых здания для охраны и обслуги казались дворцами.

Как-то на эту дачу для лечения целебными водами был приглашен известный государственный и политический деятель Египта Гамаль Абдель Насер. Предваряя его приезд, в Цхалтубо прибыл посол Египта, осмотрел дачу, крайне поразился непритязательности ее владельца и пожелал, чтобы для гостя здание увеличили, сделав к нему пристройку.

Нет, дело не в простоте предыдущих построек, заключил архитектор. Он уже знал о скромности сталинских бытовых запросов. О ней упоминает в своей книге и Светлана Аллилуева: «Отец не любил вещей, его быт был пуританским, он не выражал себя в вещах…»

Да, Сталин «не выражал себя в вещах», не нуждался в роскоши, в домашних условиях довольствовался одной комнатой, любил вздремнуть на диване, по-походному укрывшись старой шинелью. Он и похоронен был в ботинках со стоптанными каблуками, других у него просто не оказалось.