Архмаг освобождённый - страница 18

— Нет… но я не ищу лёгких путей, — объявил он. В глазах Марка снова появился свет. Он был не тем человеком, что раньше, но всё же лучше, чем то сломленное существо, которое я нашёл в его комнате несколько дней тому назад. Месть, может, и является плохим мотивом, но она всё же лучше отчаяния.

— Я так понимаю, что от меня ты хочешь переброски в столицу.

— Конечно, — с улыбкой сказал он.

— Я перемещу тебя туда после ужина, этим вечером. Я и сам всё равно собирался туда отправиться через несколько дней. Теперь я могу использовать это как повод проверить твои успехи, — проинформировал я его.

— А тебе-то зачем в Албамарл? — спросил он.

Я одарил его своей собственной злой ухмылкой:

— Я пообещал королю, что заскочу повидать его.

Его лицо ненадолго нахмурилось, прежде чем он ухмыльнулся:

— Знаешь… с тех пор, как более полутора лет назад ты приехал пожить со мной недельку, ты только и делал, что заводил врагов. Их список всё растёт и растёт.

— Когда есть такие хорошие друзья, как у меня, приходится искать способы как-то это уравновесить, — в шутку ответил я. Затем я решился, и задал более прямой вопрос: — Ты чувствуешь себя лучше?

— Будь ты кем-то другим, то я бы сказал «да», — ответил он с улыбкой, которая не совсем доходила до его глаз. — Я не «поправлюсь», Морт. Я просто поквитаюсь, если возможно.

— Так твоё хорошее настроение было лишь видимостью?

— По большей части. Но даже так, моя видимость выглядит лучше тебя, даже в хорошие дни, — огрызнулся он в ответ.

— Ха!

— В общем, Морт, мне нужно тебя поблагодарить. Я всё ещё на самом деле не хочу жить, но ты заставил меня осознать, что у меня был выбор, и если я ещё задержусь на этом свете, то с тем же успехом могу сделать что-то, чтобы расплатиться с этой сукой за то, что она со мной сделала. А пока что нет смысла погрязать в жалости к самому себе. Когда с меня будет довольно, я дам тебе знать, — закончил он, шагнул ближе, и заключил меня в медвежьи объятья.

После этого Марк ушёл, а я собрался с мыслями, и вернулся к работе над бронёй. Пока я работал, мои мысли продолжали возвращаться к тому, что он сказал, а в особенности — к Мойре Сэнтир. У меня всё ещё было много вопросов про неё. Я не так уж много времени провёл, изучая свои новые способности, с того дня, когда мы с Пенни разорвали узы. Я даже не был уверен, следует ли мне называть это «способностями». По большей части это просто казалось более широкой формой коммуникации.

Действия вроде тех, которые я совершал в этот момент… работая с лежащим передо мной металлом — это всё явно было нормальное ремесло волшебника. Я использовал свою собственную силу, чтобы придать форму материалу у меня в руках. Пока что я не видел ничего впечатляющего в этой способности, которая предположительно делала меня архимагом. Ну да, я мог слышать землю, ветер, и мириады более мелких вещей, но пока что это казалось в основном информационной способностью. Но существовало несколько озадачивавших меня вещей, например то, как тряслась земля в Албамарле, когда я угрожал банкиру. Или то, как ветер разметал волосы Ариадны несколько дней назад, как раз после того, как я об этом подумал. В каждом случае что-то случалось, но я не ощущал себя напрямую ответственным. В отличие от волшебства, я не напрягал свою собственную силу, но, тем не менее, происходило что-то, совпадавшее с моими собственными мыслями и чувствами.

Мойра Сэнтир была, в частности, потрясающим примером чего-то, лежащего далеко за пределами знаний нормального волшебства. Что бы она ни сделала тысячу лет назад, это превратило её в существо самой земли, в стихийную сущность. Как что-то такое могло случиться, я даже предположить не мог, но раздумывая над этим, я осознал, что предполагать не было необходимости.

Последний раз я контактировал с ней, когда отчаянно пытался исцелить Пенни. Естественно, у меня не было возможности спросить ничего, что не было в тот момент жизненно важным, но не было причины, по которой я не мог задать эти вопросы сейчас. Вообще-то с того дня я раздумывал о том, чтобы связаться с ней, но до этого момента меня отвлекало слишком много разных вещей, чтобы совершить серьёзную попытку.