Арина Родионовна - страница 7
Затем, анализируя обращённые к Арине Родионовне стихи Пушкина, И. С. Аксаков отметил их художественное своеобразие: «…B это (пушкинское. — М. Ф.) время в нашей литературе если и встречалось благосклонное упоминание о русской женщине из простонародья, то не иначе как о „простодушной поселянке“»>[28].
Шедшая в те десятилетия усиленная археографическая работа по собиранию материалов о Пушкине способствовала попутному выявлению и осмыслению некоторых сведений о пушкинской няне. Упоминания о ней появились в «Москвитянине», «Журнале Министерства народного просвещения», «Русской старине» и других периодических изданиях, в пушкиноведческих книгах и статьях ряда авторитетных учёных. Так, Валериан Майков (сын писателя и издателя В. Н. Майкова) в очерке «„Сказка о рыбаке и рыбке“ Пушкина и её источники» (1892) утверждал, среди прочего: «Действительно, этот русский голос среди почти исключительного господства иноземных влияний, всецело охвативших тот слой общества, в котором развивался Пушкин, заслуживает особой признательности потомства»>[29].
В конце XIX века имя няни поэта попало на полосы «Нивы», «Киевского слова», «Жизни и искусства», «Задушевного слова»>[30], замечено в иных журналах и газетах империи. Пробудился интерес к милой старушке и у российских стихотворцев средней руки.
В 1899 году были напечатаны и первые специальные штудии об Арине Родионовне.
К юбилею Пушкина публицист И. Щеглов (И. Л. Леонтьев) попробовал установить точный адрес петербургского дома, в котором няня завершила свои дни, — и оповестил о результатах своих поисков читателей суворинского «Нового времени»>[31]. Спустя месяц уже подписчики «Московских ведомостей» ознакомились с содержательной статьёй Е. Поселянина «Русская няня»[32]>[33]. А вскоре именно Е. Поселянину было суждено подвести итоги изучения данной темы за дореволюционный этап развития пушкинистики.
На исходе января 1917 года Е. Поселянин поместил в «Новом времени» пространный очерк «Пушкин и его няня. К Пушкинской годовщине»>[34], где многие фразы, несомненно, шли от сердца, однако по мысли не отличались новизной. «Она была та чудная сила, — читаем в данном очерке, — что в этой манерной среде, при родителях, вертевшихся в шумихе светской полуиностранной жизни, сделала из него народного русского поэта, что невидимо сберегла и выходила эту беспримесную русскую душу, вместившую в себя всю гамму родины, звучавшую всем разнообразием музыки русского чувства».
Хотя Е. Поселянин в газетных столбцах и твердил порою зады, некоторые высказывания публициста были всё-таки довольно интересными, неизбитыми. Сказанное относится прежде всего к описанию того периода жизни Пушкина, который наступил после кончины Арины Родионовны: «Он стал без неё сиротой, потому что никто так его не любил, как она, этою — самою нужною и самою редкою в жизни — любовью, всё дающею и ничего не требующею, любовью, к которой можно прильнуть и отдохнуть…» Пускай спорным, но логичным развитием такого тезиса стало допущение, как будто предвосхитившее построения нынешних адептов «альтернативной истории»: «И если б в те ужасные дни, когда назревала трагедия, была ещё жива Арина Родионовна и находилась при Пушкине, его судьба, быть может, сложилась бы иначе. Ему не перед кем было тогда открыться, некому было прикоснуться к его ранам опытною успокаивающею рукою».
В завершение очерка Е. Поселянин заявил, что в Петрограде или Москве «давным-давно пора воздвигнуть в лице Арины Родионовны прочный вещественный памятник этой светлой силе русского простонародья».
Другую, отнюдь не «светлую» и не заинтересованную в «литых из меди» монументах, силу, уже выводимую кое-кем на столичные улицы и сбивавшуюся там в ропщущие, звереющие с каждым часом толпы, увлечённый автор очерка, по всей видимости, упустил из виду.
Через несколько дней после появления этой публикации занавес опустился: в России произошла революция, началась Смута…
Пришедшие к власти, овладев перво-наперво почтой, телеграфом и прочим полагающимся имуществом, затем ничтоже сумняшеся взяли под свою жёсткую опеку и смиренную, добропорядочную пушкинистику. Определённые идеологические дивиденды сулила победителям всемерная эксплуатация имени и образа Арины Родионовны — как-никак простой крепостной женщины, верной соратницы поэта-декабриста. И няня Пушкина была без промедления внесена в «номенклатурные» списки угодных революционным прагматикам покойников («жертв царизма»). Стимулированные режимом сочинения на адаптированную тему, естественно, вскоре появились, а впоследствии они стали множиться как грибы после дождя. (Особенно преуспели на данном поприще представители поэтического цеха.) Листать и читать эти публицистические заметки, очерки и статьи — типа размышлений чешского коммуниста Юлиуса Фучика «Няня поэта»