Аристократ и куртизанка - страница 12

Граф кивнул и, взяв бутылку вина, шагнул к ручью, чтобы опустить ее в воду.

— В наши дни он может сделать гораздо лучшую карьеру. У малого задатки политика.

Мадлен была удивлена непринужденностью такого признания.

— Вас это не бесит?

Он быстро взглянул на нее.

— То, что слуга может сделать политическую карьеру? Несколько месяцев назад взбесило бы, но теперь уже нет. — Он пожал плечами и криво улыбнулся. — За последние месяцы я научился ценить его таланты. Сейчас я гораздо меньше уважаю таких людей, как де Лессэ.

Мадлен повторила за ним:

— Де Лессэ? Не тот ли это республиканец, который арендовал ваш дом?

— Да. Пьер Доминик де Лессэ, в прошлом маркиз де Бофор, — мой, с позволения сказать, приятель. Пьер — один из тех, кто примкнул к Революции. О, он-то, я знаю, подхватил лозунг Свободы, Равенства и Братства лишь для того, чтобы сохранить влияние и власть. Потерял он только титул, но, кажется, не придает этому большого значения. — Граф снова пожал плечами. — Пьер всегда был прагматиком и, может быть даже, его позиция лучше, чем паническое бегство в Англию или Австрию, но все-таки я считаю его изменником…

Сев на одеяло, он достал из корзины аппетитный бутерброд с семгой и предложил Мадлен.

Она с благодарностью взяла бутерброд.

— Не могу осуждать вас за такие чувства… Когда я вспоминаю о том, что случилось с Филиппом…

— Филиппу просто не повезло, — с горечью отозвался граф. — Несмотря на уличные беспорядки, не так уж много наших домов было разграблено. Однако дальше будет гораздо хуже. В любой момент можно ожидать новых вспышек насилия, а закон превратился в плоскую шутку. Сегодня, например. У тех солдат не было никакого права заворачивать нас, ибо на данный момент нет закона, запрещающего эмиграцию, кроме настроения толпы… Было бы неправдой сказать, что я не испытываю облегчения, оказавшись вне стен этого города.

— И я тоже, — призналась Мадлен. — Теперь я чувствую себя как-то свободнее.

Граф проникновенно посмотрел на нее.

— Я вас понимаю. Нам обоим следовало уехать раньше…

— Почему же вы этого не сделали? — спросила Мадлен, откусывая от бутерброда.

Де Ренье мог бы рассказать ей о своем обещании Филиппу не уезжать без нее, но что-то его удерживало, и поэтому он сделал вид, что не расслышал вопроса. Граф повернулся к корзине и стал доставать оттуда серебряную посуду, накрытую накрахмаленными салфетками.

— Надеюсь, вы простите мне столь скромный обед, — сказал он, протягивая ей тарелку и завернутые в белоснежную салфетку столовые приборы.

Мадлен окинула взором заставленное снедью одеяло и подумала, что их представления о «скромном обеде» явно не совпадают.

— Помилуйте, да здесь больше, чем мы сможем съесть! — воскликнула она.

— А я представления не имел, что вы любите, поэтому и задал работу моему повару.

И теперь им придется выбрасывать еду?.. Мадлен даже плохо стало… Разве не голод вызвал беспорядки в Париже? Ей было девять лет, когда Филипп взял ее на свое попечение, и она прекрасно помнила, что такое голод. Мадлен мысленно ругала графа за расточительство — и даже не поблагодарила его, когда он принес охлажденное вино и наполнил ей бокал.

— Не понимаю, чем я обидел вас на этот раз, — произнес он с мягким укором. — Вам не нравятся кушанья?

Мадлен решила объясниться с ним.

— Да нет, все просто изумительно, — заверила она. — Однако дело в том, что нам, похоже, придется много выбросить, а… — она замялась, но все же заставила себя договорить, — другие в это время голодают!

— Мадлен, надеюсь, вы не склоняетесь к якобинцам?

Он смеется над ней? Мадлен посмотрела на графа — на его красиво очерченных губах не было и тени улыбки, поблескивали лишь глаза.

— Конечно, нет, — запальчиво ответила она.

— Если это успокоит вашу совесть, я отдам корзину вместе со всем, что в ней останется, первому встречному голодному крестьянину.

Он подшучивал над ней, зато Мадлен было не до шуток!

— Теперь вы делаете из меня посмешище! А ведь именно из-за таких, как вы, и начались все эти беспорядки!

Его губы сжались в тонкую линию, а темные глаза, будто ставни, закрылись. Мадлен поняла, что допустила бестактность, извинения уже были готовы сорваться с ее языка, но она промолчала. Не станет она забирать свои слова обратно!