Аристократ и куртизанка - страница 36

стр.

Жизнь в одном доме сделала Люка еще более привлекательным для нее. Теперь она уже не скрывала от себя, что постоянно отмечает, где он и в каком настроении. Его крепкая фигура и красивое лицо притягивали взгляд как магнит, а каждая его улыбка согревала душу.

Леон вернулся почти час спустя, когда все уже изрядно проголодались. Его так распирало от новостей, что он даже не мог дождаться, пока все сядут за стол.

— Ну, — объявил Леон, — наконец-то Ассамблея это сделала! Последние семь дней Франция находится в состоянии войны с Австрией.

— Я надеялся, что до этого не дойдет, — отозвался Люк, мрачнея. — При такой армии, как у нас сейчас, австрийцы будут у ворот Парижа через несколько дней. Леон пренебрежительно хмыкнул.

— Я думал, что вам это только на руку. Скорее всего, это означало бы возвращение к старому режиму.

Люк вскинулся, расценив слова Леона как оскорбление.

— Я француз. Как бы я ни относился к Революции, я не хочу падения Парижа!

— Нас это все равно не касается, — вмешалась мадам Лемуа, ставя на стол большой горшок с тушеным мясом. — Пусть парижане сами позаботятся о себе. Принимайтесь за еду, пока мясо не остыло.

Мадлен видела, как удивило Люка безразличие тетушки. Он еще недостаточно прожил с бретонцами, чтобы понять, насколько чуждо им было все происходящее в Париже. За едой он был необычайно молчалив, что привлекло к нему внимание обоих супругов.

— Уж не думаешь ли ты записаться в армию? — спросил, наконец, дядя Мадлен.

— Нет… но если дела пойдут плохо… — Люк пожал плечами. — Выбор нелегкий: моя страна или мой король. Надеюсь, мне никогда не придется этот выбор делать.

— Глупо было бы тебе идти добровольцем, — заявил старик. — Сегодня твой титул ничего не значит, и ты, скорее всего, окажешься простым пушечным мясом.

— А могут объявить призыв? — спросил Ги.

Отец нахмурился.

— Могут. Но вас это все равно не касается. Мы, бретонцы, если и воевали за Францию, то лишь по собственному почину, и так оно будет всегда. По правде говоря, нам нет дела до того, что творится в Париже.

Леон неодобрительно кашлянул.

— Извини, отец, но я думаю, что твой сепаратизм здесь не вполне уместен. Ты забываешь, что именно парижское правительство дало нам право выкупить ферму. — Он глянул на Люка. — Для простых людей оно ничего, кроме хорошего, не сделало.

— Это правительство командует нашими священниками! — недовольно фыркнул отец. — Мы ничего не должны этой Ассамблее.

— Отец прав, — вставила мадам Лемуа. — Парижское правительство ставит себя выше Бога! А их солдаты воспитаны хуже, чем наши свиньи.

Подобно многим бретонцам, Лемуа были плохого мнения о республиканских солдатах, расквартированных в их краях. Неприязнь эта еще усилилась, когда на следующей неделе Люк и Ги вернулись из поездки в Ванн. Все лицо юноши было в синяках, у обоих на руках была содрана кожа. Оказалось, что в городе проводили набор в рекруты. Солдаты посредством побоев хотели принудить Ги записаться в армию. К счастью, Люк находился рядом.

— Вы бы его видели! — восклицал Ги, пока мать обмывала ему лицо. — Когда он завладел шпагой офицера, его было уже не остановить! А потом еще и народ вмешался. Люди перевернули столы для записи в рекруты и выгнали солдат с рыночной площади.

— Могли быть последствия, — охладил его пыл Леон.

Люк пожал плечами.

— Никто не погиб. Солдаты просто остались в дураках, и это наименьшее, чего они заслуживают.

— Люк сделал то, что было нужно, — сказал старший Лемуа, — и мы благодарны ему за это.

— Мы твои должники, Валери, — неожиданно тепло отозвался Леон, потом, улыбнувшись, добавил: — По правде говоря, я жалею, что пропустил эту потеху.

На следующей неделе, когда дамы захотели нанести визит в Ванн, старший Лемуа предложил Люку сопровождать их. Леон был занят починкой конской сбруи, а отец полагал, что Люк сумеет лучше постоять за себя, нежели его младший сын.

И вот, солнечным субботним утром, едва лишь рассвело, они тронулись в путь, надеясь побольше времени провести в городе. Дорога заняла больше двух часов, и было еще довольно рано, когда старинные городские ворота остались позади. Поколесив по булыжным мостовым узких улочек, зажатых между высокими стенами домов, они добрались до залива. Фургон оставили на постоялом дворе, а сами разделились: Мадлен и ее тетушка отправились делать покупки и навещать брата Мадлен, а Люк — выполнять поручения Лемуа-старшего.