Аристотель и Данте открывают тайны вселенной - страница 14

— Вовсе нет. Просто я думаю, что нужна веская причина, чтобы убивать птиц. А ты, кстати, тоже не прочь выругаться.

— Ага, только давай не будем говорить об этом твоей маме.

— Твоей мы тоже не скажем.

Я посмотрел на него и сказал:

— У меня есть теория, почему мамы такие строгие.

— Потому что они нас любят, Ари, — ответил Данте.

— Это тоже верно. Но главное это то, что они хотят, чтобы мы всегда оставались детьми.

— Ага, я думаю, моя мама была бы просто счастлива, если я останусь подростком навсегда.

Данте посмотрел на лежащую на земле мертвую птицу. Еще пару минут назад в его глазах была ненависть, а теперь он выглядел так, словно сейчас расплачется.

— Я никогда не видел тебя таким взбешенным, — сказал я.

— Я тоже, — ответил он.

Мы прекрасно знали, что взбесились по разным причинам.

Некоторое время мы просто стояли и смотрели на мертвую птицу.

— Это просто маленький воробушек, — сказал Данте и разрыдался.

Я не знал, что мне делать. Я просто стоял и смотрел на него.

Мы перешли улицу и сели на крыльцо у его дома. Данте зашвырнул свои кроссовки со всей силой и вытер слезы с глаз.

— Тебе было страшно? — спросил он.

— Нет.

— А я испугался.

И мы снова замолчали. Эта тишина меня раздражала. И наконец, я задал глупейший вопрос:

— Для чего вообще нужны птицы?

— Ты не знаешь? — спросил он, внимательно посмотрев на меня.

— Понятия не имею.

— Птицы существуют, чтобы научить нас любоваться небом.

— Ты так считаешь?

— Да.

Я хотел сказать, чтобы он не расстраивался. То, что эти парни сделали с птицей ерунда. Но для Данте это имело значение. Так пусть он выплачется. В этом весь он.

Вдруг он прекратил рыдать и, посмотрев на меня, спросил:

— Ты поможешь мне похоронить птицу?

— Конечно.

Мы взяли лопату из гаража, и пошли в парк к тому месту, где лежала мертвая птица.

Я положил птицу на лопату и понес её через улицу на задний двор Данте. Потом я выкопал ямку под большим деревом. Мы положили птицу в ямку и закопали.

Никто из нас не произнес ни слова.

Данте снова заплакал. Я чувствовал себя неловко от того, что меня это не тронуло. Это была просто птица. Возможно, она не заслужила такой смерти, но все-таки это просто птица.

Я был жестче, чем Данте. И я пытался скрыть свою жесткость от него, потому что хотел понравиться ему. Но теперь он все понял. И может это к лучшему. Мы просто примем тот факт, что я не сентиментален, а он слишком чувствителен.

— Спасибо, — сказал Данте.

Я знал, что в этот момент он хотел побыть один.

— Эй, — прошептал я, — до завтра.

— У нас завтра занятие по плаванию, — сказал он.

— Да, мы идем в бассейн.

По его лицу катились слезы. Интересно, какого это быть парнем, который плачет из-за смерти обычной птицы.

Я помахал ему на прощание. Он помахал в ответ.

По пути домой я размышлял о птицах и о смысле их существования. У Данте был ответ на это вопрос, в отличие от меня. Я понятия не имею, для чего нужны птицы.

Я понял, что Данте имел в виду. Если мы наблюдаем за птицами, то мы учимся быть свободными. Я думаю, именно об этом он и говорил. А у меня, того, кто носит имя философа, не было ответа. Почему? И почему некоторые парни могут плакать, а некоторые не способны на это?

Придя домой, я сел на крыльцо и любовался закатом.

Я чувствовал себя одиноко, но в хорошем смысле этого слова. Мне нравилось быть одному. Возможно, даже слишком. Наверное, мой отец был такой же.

Я подумал о Данте. Казалось, что его лицо — это карта мира. Карта мира без подлости.

Мир без подлости. Это, наверное, так красиво.

Часть ІI: ВОРОБЬИ, ПАДАЮЩИЕ С НЕБА

Когда я был маленьким, я часто просыпался с мыслью, что мира больше не существует.

ОДИН

Наутро после того как мы похоронили птичку, я проснулся с высокой температурой. Все тело ломило, горло болело, голова раскалывалась. Я уставился на свои руки, словно они принадлежали кому-то другому. Когда я попытался встать, вся комната зашаталась, и закружилась. Я попытался сделать шаг, но мои ноги меня не слушались. Не устояв на ногах, я рухнул в кровать.

В дверях комнаты появилась мама, но почему-то она показалась мне нереальной.

— Мам? Мам? Это ты? — мне казалось, что я кричал.