Аристотель и Данте открывают тайны вселенной - страница 8

Он включил музыку. У него был проигрыватель. Настоящий проигрыватель из 60-х годов.

— Это мамин, — сказал он. — Она хотела его выбросить. Представляешь?

Он поставил свой любимый альбом The Beatles «Abbey Road».

— Пластинки. Настоящие пластинки. Не то, что эти кассеты.

— А что не так с кассетами? — спросил я.

— Я им не доверяю.

Я подумал, что это действительно странная фраза. Забавная и странная.

— Пластинки легко поцарапать.

— Нет, если за ними ухаживать.

Я осмотрел его комнату.

— Я вижу, тебе действительно нравится заботиться о своих вещах.

Он не разозлился. Он рассмеялся.

Он протянул мне книгу.

— Вот, — сказал он. — Ты можешь немного почитать, пока я буду убираться.

— Может быть мне просто уйти, — я остановился и осмотрел комнату, — здесь немного страшновато.

Он улыбнулся.

— Нет. Не надо. Не уходи. Я ненавижу убираться.

— Возможно, если бы у тебя не было так много вещей.

— Это просто хлам, — сказал он.

Я ничего не ответил. У меня не было хлама.

— Будет не так плохо, если ты останешься.

Почему-то я чувствовал себя неуютно… но остался.

— Хорошо, — сказал я. — Тебе помочь?

— Нет. Это моя работа, — он сказал это так покорно. — Как бы сказала моя мама: «Это твоя ответственность, Данте». Ответственность — это любимое слово моей мамы. Она считает, что отец недостаточно на меня давит. Конечно нет. А чего она ожидала? Отец совсем не напористый человек. Она вышла за него замуж. Разве она не знала, какой он?

— Ты всегда анализируешь своих родителей?

— А они анализируют нас, разве нет?

— Это их работа, Данте.

— Хочешь сказать, что ты не пытаешься понять своих родителей?

— Я пытаюсь, но у меня это не получается. Я никак не могу их разгадать.

— Что касается меня, то пока я разгадал только отца. Мама остается для меня самой большой загадкой в мире. Кажется, что в вопросах воспитания она предсказуема, но на самом деле она непостижима.

«Непостижима». Я знал, что когда приду домой, я должен посмотреть в словаре значение этого слова.

Данте посмотрел на меня, ожидая, что я тоже что-нибудь скажу в свою очередь.

— Я во многом понимаю свою маму, — сказал я. — Мой отец. Он тоже непостижим.

Я чувствовал себя мошенником, употребляя это слово. Может быть, в этом был весь я. Я не был настоящим мальчиком. Я был подделкой.

Он протянул мне книгу стихов.

— Почитай это, — сказал он.

Я никогда до этого не читал стихи и не уверен, что знаю, как их читать. Я недоуменно посмотрел на него.

— Поэзия, — сказал он, — она тебя не убьет.

— А что если убьёт? Представь, паренек умер от скуки, читая стихи.

Он старался не рассмеяться, но это у него не слишком хорошо получалось. Он покачал головой и начал собирать вещи с пола.

Он показал на стул.

— Просто скинь весь хлам на пол и садись.

На стуле я заметил блокнот.

— Что это?

— Блокнот.

— Можно мне посмотреть?

Он затряс головой.

— Я никому его не показываю.

Это уже интересно. У него был свой секрет.

Он опять показал мне на сборник стихов и сказал:

— Серьезно, это тебя не убьет.

Весь день Данте убирался в своей комнате. А я читал стихи Уильяма Карлоса Уильямса. Я никогда о нем не слышал, но я не слышал и о других поэтах. Я даже кое-что понял. Не все, но многое. И мне понравилось. Это меня удивило. Стихи были достаточно интересные, не глупые, не слащавые и не слишком заумные. Совсем не такими, какими их я себе раньше представлял. Некоторые стихи были простые. Некоторые загадочные. Я пришел к выводу, что знал значение этого слова.

Я пришел к выводу, что стихи как люди. Некоторых ты понимаешь сразу. А есть люди, которых ты не можешь разгадать, и никогда не разгадаешь.

Я был впечатлен тем, как ловко Данте справился с уборкой. Когда мы пришли, в комнате был полнейший хаос. Но когда он закончил уборку, все было на своих местах.

В мире Данте царил порядок.

Он разложил все свои книги по полкам и на рабочем столе.

— Я кладу книги, которые собираюсь прочитать на свой стол, — сказал он.

Стол. Настоящий стол. Если мне надо что-то написать, то я использую кухонный стол.

Он взял у меня из рук книгу и открыл её на одном из стихотворений. Стих назывался «Смерть». Данте смотрелся так гармонично в убранной только что комнате, освященный солнечным светом и с книгой в руках, словно она и должна здесь быть, в его руках и только в его руках. Мне понравилось, что он читал стихотворение так, как будто сам его написал: