Армия жизни - страница 6

Это расшифровка блокнотной записи. Я ничего не прибавлял и не сводил концы с концами. Я хочу, чтобы и вы, как и я сам в тот момент, поразились не житейской элементарности преступления: большинство подростков-преступников действуют не по Сименону, да и вообще не подозревают, что действуют противозаконно, а потому, как Гена рассказывает об этом. Будто об игре. Будто о невинной прогулке. Будто о мелкой ссоре с приятелем.

И именно это самое страшное.

Наступал вечер. За окном, отделенным от города стальными решетками, садилось солнце. Гена спрашивает следователя, можно ли подойти к окну. «Можно», — кивает следователь.

Парень встает, медленно подходит и смотрит… Смотрит на улицу. «Где-то там ребята ходят, на гитарах играют…» — единственное, что произнес Гена перед тем, как его увели в камеру.

— Меня зовут Андрей, я учусь в ПТУ. Вы дали свой телефон, вот я звоню…

— Андрей, нам не хочется сводить разговор только к тому, чего нет для отдыха: дискотек, кафе и так далее. Хочется поговорить и о серьезном, о том, что волнует ваше поколение. Какими вы входите в жизнь, как пишут в газетах.

— Наша компания принадлежит к людям, более близким к буржуазной культуре.

— Что-что?

— Ну вот, например, в семь часов сегодня я выйду гулять. Мы собираемся возле магазина «Ядран». Сидим, и нам больше ничего не остается, как только обсуждать (как старые деды) такие проблемы, как сравниваем капитализм с социализмом и так далее. Фантастику обсуждаем тоже.

— Ну, допустим, сегодня в семь часов вы выйдете на улицу, сядете на лавочку. И так пройдет вечер?

— И так пройдет вечер.

— И это будет интересно?

— Я бы не сказал, чтобы это было очень интересно, но, за неимением другого, и это что-то.

— Саша, а вы говорите о будущем? Что с вами будет через десять-двадцать лет? Нарисовали ли вы себе какую-нибудь модель жизни?

— У нас как раз вчера вечером был об этом разговор. Нашу жизнь, если очень потрудиться, можно распланировать не то что до дня, даже до минуты, на десять лет вперед.

— Как, интересно?

— Вы-то, наверное, слышали, что наша жизнь идет по спирали? За одним поколением следует другое, и так далее. Если взять что-то общее, получится наша жизнь.

— А конкретнее, если заглянуть вперед на десять лет. Кем вы себя видите? Думаете ли вы о том, какое будет ваше материальное положение? Думаете ли вы, о чем будете думать тогда, за что будете бороться, что будете искать, что будете ненавидеть?

— Наверное, все это можно представить, но я думаю, что ненавидеть я не буду никого. Если люди в чем-то ошибаются, то это их личные ошибки и трудности. Бороться? За что-то бороться, чтобы именно я? Вряд ли. Такого, наверное, не будет.

— А сейчас вам чего больше всего хочется? Если бы вам было все позволено, что бы вы сделали с собой, с товарищами, с окружающими, со взрослыми, с миром?

— Наверное, ничего.

— Ничего?

— Ну, не знаю… Может быть, что-то и стал бы делать.

Вам, вероятно, известно, что в каждом районе того или иного города есть так называемые дома друзей по взглядам, по желаниям. Я принадлежу к одному из таких «обществ». Мне 17 лет. В общем, это все очень страшно. Вы просто не можете этого понять. Люди, попавшие в такие клетки, со временем становятся полностью атрофированными, пустыми стекляшками с фанатичными глазами. Им все нипочем. У них есть только одно — желание. И вот ради него, этого чувства живота, а не разума, и совершаются бессмысленные, жестокие поступки. Но для вас бессмысленны, а для них имеют определенный смысл. Объясню. «У тебя, гада, нет трех рублей, да? А мне хочется выпить. Ну раз нет, то я хоть чем-нибудь утолю свою жажду. Изобью тебя, мне будет легче». Вот так. Это не люди, а пустота, сплошной туман фанатизма.

Начинается все это со школьной скамьи. Учится человек на двойки — вы накричите, поругаете немного. А все знают, все равно поставят положенную тройку. А отступите вы от шаблона — не хочешь учиться, — катись, годочек поработай. Вот тогда бы все было по-другому. Заверяю вас, поскольку вращаюсь в этом кругу.

В первую очередь надо винить не учителей, а наших родителей. Только они упускают ниточку.