Армия жизни - страница 9
Через три дня вернулись сюда с четырнадцатилетней Леной. И с лопатой.
Наконец, я спросил у Жени, какого наказания он заслуживает за то, что лишил жизни человека. Женя ответил, что лет шесть, не больше. Колом-то Панса бил. Он — только ногами.
Что добавил мне Саша по кличке Панса? Биография у него та же, только отца нет, где-то пропадает. Сказал, что лежавший на перроне человек, избитый ими, раздражал его, и он ударил его «ногой с наката, чтобы поднять».
— Хотел ли ты найти отца? — спросил я, уцепившись за это, хоть какое-то, пусть махонькое, осмысление причин того, почему же он такой.
— Хотел, — ответил Саша-Панса. — Чтобы врезать ему.
Еще я спросил его, мучила ли его совесть потом, ведь он лишил жизни — вот так, запросто — другого человека.
Саша-Панса поспешно сказал, что да, мучила.
— Но почему же вы с Женей, уже после убийства, обокрали дачу?
— Да погулять вволю хотелось. Знали, что все равно посадят.
Саша-Панса на вид казался старше своего приятеля Жени. Говорил, чему-то все время улыбаясь, и несколько раз повторил, как заклинание: «Я — злопамятный, я — злопамятный». Я спросил, что это значит. Он ответил, что не забудет тех, кто указал на него. Да, он открыто хвастался среди деревенских, что «замочили мужика», но был уверен, что никто не назовет его милиции. А назвали почти все, когда выяснилось, что это не просто болтовня подростка.
Встретился и с четырнадцатилетней Леной. Она рассказала о том вечере:
— Мы поехали к Ольге во Фрязево с ребятами. С гитарой и бутылкой вина. Выпили. Потом Женька копилку Ольгину разбил. Там рубля два или три было. Потом Сашка обиделся. Он такой. Ему слова поперек не скажи.
— Много ли пьют ребята?
— Немного, но каждый день. Да многие пьют, — вздохнула она, махнув рукой.
— Что было потом? Через три дня?
— Они сказали, что дядьку убили. И мы пошли его закапывать. Только я боялась близко подходить.
Я спросил, были ли ребята уверены, что Лена, узнав такое, не побежит тут же в милицию?
Лена ответила, что да, конечно, Джека и Панса были в ней уверены. У нее такой характер… Ну, твердый.
— Лена, а от кого ты узнала, что милиция уже ищет преступников?
— Пришел крестный и сказал: «Там раскопали убитого. Иди посмотри».
— И ты не собиралась назвать ребят?
— Да все уже знали…
Лена по возрасту не подходит под статью Уголовного кодекса: за недонесение о преступлении. Поэтому ее поставили на учет в инспекции по делам несовершеннолетних и обсудили в классе. Когда голосовали за то, чтобы «ее обвинить» (так она выразилась), то руку подняла только одна девочка. «Бывшая подруга», — презрительно сказала Лена. Остальные воздержались.
— Как ты живешь сейчас? О чем думаешь?
— Готовлюсь в комсомол. В четверг будут рекомендовать, — ответила Лена.
И тогда я спросил, ну хоть на капельку жалко ей того человека, которого так просто, без всякой цели, без повода убили ее приятели.
Лена, подумав, обстоятельно начала:
— В принципе, человек не работал, систематически пил… — Она задумалась, подыскивая слова, но я быстро перевел разговор на другое. Спросил, то ли кем она хочет стать, то ли какие песни любит петь.
…На этом кончаются мои блокнотные записи. Я знал, что только теперь мне и надо начинать работу.
Ехать в РУВД и спросить, как могло случиться, что в течение полутора лет группа подростков совершала одно преступление за другим, оставаясь безнаказанной? Были ли зафиксированы в документах все эти «избитые», которые часто попадались на дороге нашим «злым подросткам»? Искали ли тех, кто проломил голову одному, ограбил другого, третьего? Ведь не матерые уголовники воровали, грабили, нападали на людей, — мальчишки! Еще мне необходимо было спросить, как могло случиться, что Женя-Джека, находясь под следствием (один раз все-таки уличили, задержали, вызвали), решается на убийство, даже не вспомнив, что он под следствием, что его уже допрашивали и ему грозит суд? Что же это были за беседы и допросы, если они оставили подростка равнодушным? И почему тот, которого уже нет на земле, отбыв срок заключения за тунеядство, вновь нигде не работает? Болтается по деревне, стоит у магазина… Почему им никто не интересуется, будто он и впрямь никому не нужен?