Аромат гниющих лилий [СИ] - страница 2

Госпиталь святой Розалии снаружи смахивал на жилище богатой старухи, которой нечем себя занять, кроме светских бесед и неспешных прогулок: старинное каменное здание с узкими окнами утопало в белоснежных лилиях и кустах сирени. Ещё на подходе в нос забивался дурманящий, слишком сильный аромат. Высокая каменная ограда, увитая зеленью, ажурная решётка ворот, вымощенная белым камнем дорожка, ведущая к дверям.

Шаг за дверь — шаг в иную реальность. Реальность, где лежат вповалку искалеченные люди — не всем хватило кроватей. Солдат, гражданский — войне без разницы, кто попался под руку.

В маленькой душной комнате у самого чердака нашлось место для какого-то торговца, все травмы которого исчислялись лишь жалкими ушибами. Армина же быстро перевели сюда — в общую палату. Бросили в углу, на полу, подстелив застиранную простыню с коричневатыми разводами.

Здесь пахло лилиями — и сладковатой, тошнотворной гнилью. Сиренью и рвотой. Лекарствами, грязным тряпьём и пылью. И больше не было окна. Только глухая стена — и лежащие рядом обрубки людей.

Мысли?.. Чувства?.. Ничего. Только монотонные, серые дни, наполненные своей и чужой болью. Только кошмары — и ничего больше. Смерть. И ярость, глухая ненависть к самому себе, к титанам… Наяву — те же сны. Тени сменяют друг друга, исчезают, тают где-то вдалеке.

Истерично кричащая женщина, отвесившая ему пощёчину:

— Вы должны были защищать нас, а не жертвовать нами! Моя дочь… моя бедная девочка…

Звенящий, режущий голос Микасы:

— Вы хотите их вылечить или похоронить?! Нельзя содержать больных в таких жутких условиях!

— Нам не хватает ни места, ни лекарств. Слишком много жертв. Между прочим, по вашей милости!

Иногда не ясно, приходил ли кто-то на самом деле, или приснился в череде бесконечных кошмаров. А может, приснилась вовсе вся жизнь. Теперь Армин уже сомневался в том, что выжил в бою. Быть может, он уже мёртв, просто места в Раю ему не нашлось.

Быть может, так на самом деле выглядит Ад.

Армин лежал на полу, уткнувшись лицом в стену, и ощупывал её прохладную поверхность — так, словно это была не простая каменная кладка, а крайне любопытная головоломка. Исхудавший. Бледный.

Эрен нервно сглотнул, останавливаясь рядом. Пялиться на чужие увечья по меньшей мере неприлично, но он не мог отвести взгляд, рассматривал снова и снова, пытаясь уложить в голове короткую, безжалостную мысль.

Армин больше никогда не сможет ходить.

Если бы он принял форму титана чуть раньше, если бы смог подавить неуместные эмоции, его лучший друг сейчас стоял бы в строю, а не корчился на полу госпиталя, не замечая никого и ничего. В том числе прихода Эрена.

Голос отчего-то сел. Что сказать? Как говорить теперь?.. Мне очень жаль? Прости? Почему-то казалось — слова придут сами, когда он увидит Армина. Увидев же, он потерял даже те жалкие остатки, что придумывались по пути. В конце концов, он присел рядом и еле слышно шепнул:

— Привет, Армин.

Еле слышно — но тот, кому слова предназначались, услышал и, вздрогнув, медленно обернулся.

Раньше Эрену казалось — он уже знает, что такое страх. Он смотрел в глаза титанам, он видел чужие смерти, он видел всё! Но по-настоящему боялся он сейчас, ожидая от друга детства каких угодно слов. Криков. Обвинений.

— Чем закончился бой? Вы поймали её?

Каких угодно — но не жёсткого, спокойного тона, изо всех сил скрывающего волнение. Эрен нервно сглотнул, подавляя порыв хорошенько встряхнуть друга, привести в чувство. Никогда, даже в самые ответственные моменты, он не говорил так. Один взгляд в глаза — и тут же снова в пол. Нет. Не скажет. Оказывается, на простой разговор может понадобиться больше сил, чем на самую серьёзную битву.

— Чем закончился бой?! — настойчивее повторил Армин, вцепляясь пальцами в край простыни. — Не молчи! Микаса не успела сказать. Вы захватили женскую особь?!

— Тише, — шикнула проходящая мимо сестра милосердия. — Вы здесь не одни. Не мешайте отдыху пациентов.

Шикнула — и снова испарилась, только послышался едва ощутимый шелест серого платья. Эрен молчал, открывал рот, собираясь начать, давился словами — и они слетали с языка в виде невнятного, затянувшегося кашля. Мешали потемневшие повязки, кажется, вросшие под кожу, мешало простое понимание, насколько неисправимо подобное увечье.