Артековский закал - страница 3
После франкистского переворота в республиканской Испании, в «Артеке» отдыхало много испанских детей. Советские люди радушно приняли их в свою многонациональную семью, предоставив им возможность учиться в школе и отдыхать в лучших здравницах страны. Испанцы отличались не только чёрными кудрями, но и живостью характера, располагали к себе искренностью, изобретательностью и юмором. Они уже знали достаточное количество русских слов и этого «запаса» им вполне хватало для общения с артековцами. А смуглая Лоренсия старалась быть переводчиком у соотечественников, растолковывая им какое-нибудь новое русское слово. Среди испанских девушек выделялась черноглазая спортсменка со знакомым именем — Аврора. «Революционная девушка» — называли мы её. Она была крепкого телосложения, отличалась коллективистским характером, горячим темпераментом. Испанцы о ней говорили, что на родине в грозные дни революционных боёв с франкистами Аврора была медсестрой в батальоне республиканцев легендарного Листера, и не одного раненного вынесла с поля боя. А Димас добавлял:
— Сама Пассионария благодарила Аврору за отличную службу!
— Но пасаран! — поднёс он сжатый кулак к голове.
Поэтому уважение ребят к смелой девушке росло с каждым днём.
Близкое знакомство с голубой стихией состоялось на катере «Павлик Морозов». Он стоял, как белый лебедь, что собрался вот-вот взлететь, возле артековского причала, чуть покачиваясь на лёгкой волне, в ожидании пионеров. И они не задержались, получив разрешение на посадку старшей вожатой Гали. Вприпрыжку, с шумом бежали по причалу:
— Садись, ребята!
— Пропусти меня на нос!
— А меня — на корму!
— Старого моряка пропустите к штурвалу!
— Здесь нет штурвала, а руль.
— Что ты меня учишь, я — моряк!
— Ой, девушки, страшно!
— Женя, давай руку, с этой стороны не укачивает!
— За борт не переваливаться — исчезнешь! — раздалась громкая команда моториста катера. Он завёл мотор, катер горделиво, по-лебединому поплыл от причала в открытое море. Волны разбегались под углом от носовой части в обе стороны, а за кормой пенилась прозрачная морская вода. Миновали две скалы в море, на них хозяйничали чайки, одни спокойно сидели, не реагируя на приближение катера, другие, жалобно крича, летали низко над водой, на миг касаясь её белой грудью, зорко выслеживали зазевавшихся рыбок.
— Среди них тоже есть лежебоки и работяги, — заметил кто-то.
— И философы тоже, — добавили в тон ему.
— Ребята, споёмте нашу любимую! — взмахнула рукой вожатая отряда Паня и первой уверенно начала:
Все дружно подхватили, перекрывая рокот мотора:
Катер развернулся и пошёл к берегу, но не к причалу, а к высокой и крутой скале. Подъехали совсем близко.
— Это, ребята, — «Ласточкино гнездо», здесь бывал в своё время Пушкин, — рассказывала Паня.
Катер, обогнув скалу, осторожно въехал под каменный свод и остановился: со всех сторон и над головой висели каменные глыбы, отшлифованные морскими волнами на протяжении многих веков. Вода почему-то казалась здесь зелёной.
— А это — пушкинский грот.
— И здесь он тоже бывал?
— Возможно, что был, он был во многих местах черноморского побережья, — продолжала Паня.
— Какое чудо вода сделала! — увлечённо проговорил кто-то.
— Для этого нужны были тысячелетия, — заметил Лёва Пастухов, — пионер с Урала, которого ребята прозвали профессором — он один был в очках и очень увлекался коллекционированием минералов, днями пропадая на Аю-Даге. А вторым его хобби было изучение морских обитателей. Однажды, после купания в море, Лёва принёс в палату увесистый свёрток и засунул его в тумбочку. Никто на это не обратил особого внимания, зная его увлечение минералами. Ночью всех разбудил чей-то истошный крик, все проснулись, включили свет. Чудо-чудное: на полу ползали неуклюжие морские крабы, а к Юре они по сползшей простыне залезли в кровать, пощекотали ему бока, разбудив и напугав сонного парня. Лёва соскочил с постели и начал собирать своих недисциплинированных подопечных, бережно пряча их снова в тумбочку.