Артем Гармаш - страница 36
— Вот это так гости! — Широкими шагами подошел он к столу и весело поздоровался, пожимая руки подряд — Мусию Скоряку, Тымишу. И с первого же слова: — Чьи это кони, Тымиш? Не ваши случайно?
— А то чьи же?
— Что ты говоришь? — вскрикнул Артем. — Вот кстати! Именно этих саней мне и не хватает!
— Погоди с санями-то, — сказал Федор Иванович. — Садись ужинать. Гоняешь целый день не евши небось?
А тетя Маруся, хлопотавшая у плиты, добавила многозначительно:
— Да ты, Артем, сперва хоть оглядись как следует!
Артем увидел мать. Даже задохнулся от радости. Порывисто шагнул к ней, обнял.
— Ну откуда вы, мама, взялись? Так неожиданно!..
— А разве тебя, сын, дождешься? — улыбнувшись, отвечала мать с легким укором. — Когда лето было! А вот уже и рождество не за горами. Все некогда про мать вспомнить?
— Поверьте, мама, ей-право, так закрутился! — Он скинул шинель, взял низенький стульчик и опустился возле матери. — А вспоминаю ли? Такое скажете, мама! Вот по дороге сюда думал о вас.
— Что ж ты думал, сын?
— Разве расскажешь? Очень хотелось повидать вас. На душе тревожно…
— Так как же это случилось, Артем, что тебе именно этих саней не хватает? Случайных саней? — спросил вдруг Федор Иванович. — А если б не приехали добрые люди?..
— Просчитался малость. Трудновато будет на двух ломовиках.
— «Просчитался»!
— Да разве думалось такое: по колено уже снегу навалило, и еще метет.
— Нового ничего? — спросил Кузнецов.
— Нет, все как было. Только стражу у казармы к вечеру усилили. Спаренные стоят часовые. Ну, да это их не спасет. У меня на них такие Ильи Муромцы, что и пикнуть не дадут. Белые халаты сшили, чтоб незаметно подкрасться…
Мать насторожилась. Тотчас подумала — вот почему на душе, говорит, беспокойно! И у самой тревожно забилось сердце. Но в то же время невольно любовалась сыном. И снова, как несколько минут назад, в жесте его, в интонации вдруг угадывала что-то отцовское. И от этого еще большая нежность к нему переполняла сердце, нежность к сыну и несказанная благодарность жизни за все, чем так щедро одарила она ее тогда, еще смолоду. За ту звездную ночь на току, когда, сложив с Юхимом последние снопы в стожок, усталые, присели отдохнуть; за песню тоскливую на плотине; за теплые Юхимовы слова к ней во вдовьем ее одиночестве. И хоть невольно всплыли в памяти и горькие дни раскаяния и отчаяния, когда еще жива была Юхимова жена, но сразу же потонули в иных воспоминаниях. С Юхимом поженились в конце концов. И хотя оба были бедняки, жили в радости. Детей растили… Вспомнился Артем малым хлопцем. Смелый, любознательный, добрый и ласковый, только разбойник отчаянный! Сколько приходилось выслушивать жалоб на него! Немало ему попадало и от отца. Но чаще бывало наоборот: выслушает Юхим внимательно жалобщика, а потом к сыну: «Молодец! Таким и расти, сынок, — сердитым на всякую неправду. Вот тогда и будет из тебя человек, а не черт знает что!»
Усилием воли Катря отогнала воспоминания и снова прислушалась к разговору.
— Гляди только, Артем, — говорил Федор Иванович, — как бы тебе с людьми не просчитаться. Не мало ли будет два взвода?
— Нет, не мало, — уверенно ответил Артем. — На самую операцию я и двух не беру, одного хватит. А второй взвод будет в заслоне за квартал от казармы. Чтобы в случае какой неожиданности принять на себя удар и, отступая к Слободке, дать своим проехать те две версты по Полтавской к патронному заводу. Я специально велел Рябошапке и ребят подобрать со Слободки. Разойдутся потом по домам.
— Ну ладно. Тебе, в конце концов, виднее, — после паузы сказал Федор Иванович и встал из-за стола.
— Держи связь с Тесленко, — добавил Кузнецов. — Он сегодня дежурит в комитете.
— А сейчас не ходи никуда, ужинай, отдыхай.
— Да, надо бы малость и отдохнуть. Все как будто уже сделано. Еще бы только сани мне одни…
— Тебе, видно, нужны пошевни, — отозвался Невкипелый. — Мужицкие дровни не годятся?
— Годятся, Тымиш, да только как же ты…
— Ничего, — не дал ему договорить Тымиш. — Вожжи как-нибудь и в одной руке удержу.
— Нет, нет, Тымиш, — вмешался Федор Иванович. — Дело такое, что напарник тебе не помешает. Да это уж Артемова забота.