Ашт. Призыв к Жатве - страница 29
— Садись, Раки, — Анна поставила передо мной горячий противень со свежими, только что из печи, булками. Налила стакан молока.
Мне даже стыдно стало, что побег задумала.
А потом Анна спросила:
— Перебираешься сегодня? Шея-то из больницы сюда не вернется.
Я смотрю на нее, понимаю, что нужно ответить, или хотя бы кивнуть, и не могу. Вот не могу, и все.
Анна тоже молчит. А потом подсела поближе, резко обхватила плечи, я не сразу поняла, что обняла, другой рукой голову к себе притянула, и так держала какое-то время, укачивая, как маленькую. Потом так же резко оттолкнула, оглянулась по сторонам. Вытащила откуда-то маленький кошель, молча сунула мне за пазуху. Туда же отправила маленький мешок с сухарями.
— Больше нельзя, — сказала. — Вон, худая какая, итак выпирает. Если встретишь кого…
— Ан, — перебила я, и прошептала. — У меня еще на чердаке…
— Где? — тоже шепотом.
— Под половицей, она шатается, прямо посредине.
— Сиди. Ешь! Сама принесу.
Вернулась быстро. Ловко сунула монеты, а потом как рявкнет, я аж подпрыгнула:
— Ты еще здесь, Раки? Кого я полчаса, как за постельным послала?! Ишь, раскорячилась, звезду на лоб себе наклеила!
За спиной Анны мелькнуло розовое платье Кэтти.
Последним, что я получила от Анны, поспешно поднимаясь, была хорошая такая, хлесткая затрещина, чуть с ног не сбила.
Долго потом щека горела. А я не знаю, скажу когда-нибудь Анне спасибо?
Шла по узкой поселенской улочке и думала, что я воровка. Только почему-то совсем не стыдно.
Кэтти говорит, что я вылитый папаша, наверно, он был дурным человеком. А может и нет. А может, я похожа на него, да. Вон и от Кэтти тоже ушла.
Два та — огромные деньги, и я понимала, что Кэтти будет меня искать. Не меня, деньги. Эти два, за целую партию постельного, и те, что можно на мне заработать. Может, они получены уже. И, скорее всего, искать меня будет Ваприн. Или еще кто.
Поэтому свернула за красным кирпичным домом Ваприна, проскочила бакалейную лавку, а вместо того, чтобы свернуть к дому миссис Архаис, спустилась к реке. На берегу оставила короткое платье и штаны, хоть и жалко было, жуть. Но может, так подумают, та же Кэтти, например, что я с горя решила утопиться? Шансом таким пренебрегать нельзя.
Вот ботинками не стала жертвовать, они крепкие, удобные, и неизвестно, сколько идти придется. Связала их, повесила через плечо, выдохнула и вошла в реку.
Выдержала в ледяной воде только до леса, и то, продержалась исключительно мыслями о собаках Ваприна. И о нем самом.
Ближе к утру лес закончился, за ним открылось поле — поселение Алибама. Весь день просидела у воды, на солнце, даже немного поспала. Показываться в Алибаме нельзя: здесь меня знают, рано или поздно, до Кэтти дойдет слух.
Вверх по реке шла три дня, то есть три ночи. Ночью шла, утром искала, где отогреться. Первые два дня везло — солнце грело по-летнему, а третий день пришлось мокнуть под дождем. Правда, к вечеру распогодилось, но не настолько, чтобы высушить одежду и согреться. Пришлось сушить на себе.
На четвертый день, то есть утро, решила — будь что будет. Хлеб закончился, есть хотелось — страх. Это поселение по моим подсчетам должно называться Иова. Первым, кого я встретила, оказался дедушка с сетью. С въедливыми такими, неприятными глазами. И брови, страшные, косматые, нависают. У нас в поселениях старики — редкость, то ли дело в городке. Так что я уставилась на того, как овца на овцелошадь.
— Ты откуда? — старик тоже уставился на меня во все глаза. — Еще и голая!
Это он про то, что я в одной рубахе. Она хоть и длинная, и подпоясала ее как платье, на верхнюю одежду мало похоже. Еще и ботинки на босу ногу.
Я знала, что вверх по реке крупное поселение Мэн, и рискнула:
— Из Мэн, мистер. Плывем с родителями и младшим братом в Новую Неваду, а лодка перевернулась. Пока мои одежду сушат, меня за съестным отправили.
Я старалась говорить более писклявым голосом, чем на самом деле, изображая ребенка.
— Ну-ну, — не понятно, поверил, или нет.
— Если чего съестного, ты иди вон, на ферму — у них тама постоялый двор, купишь чего-нить. А где, говоришь, лодка ваша перевернулась?